СУМАСШЕДШАЯ ИДА
Время нынче худое, оттого и заморачиваться о смысле жизни стало делом мудреным. Куда проще ощутить блаженство от нечаянной встречи с чудом. Это как вспышка белозубой улыбки фортуны – словно окунуться в чарующий лик Нефертити или задохнуться в нежном объятии обворожительной Клеопатры. И ноги у этого чуда должны быть непременно длинными, такими, как у богини Изиды, а лучше, как у самой Иды с картины Серова, с пальцами, унизанными кольцами с драгоценными камнями, от блеска которых перехватывало дыхание у безнадежных романтиков, посвятивших себя поиску прекрасного.
Что делать, если неприкаянное сердце тяготится прозой повседневного быта и хочет смотреть куда-нибудь на Восток, например в полный мистики Египет, где небо всегда ясное даже ночью от сияния ярких звезд, а земля там как будто разговаривает языком загадочных фигур, восхищая душу своими пропорциями.
Вот и Маша с Леночкой, мои прелестные и всегда послушные дочери, будучи еще совсем нежными созданиями, в редкие часы досуга находясь дома, беззаботно дурачились, нацепив на себя мою дешевую бижутерию, и строили друг дружке смешные рожицы. Порою, желая повеселить и меня, они теряли благоразумие и волокли из шкафа мои туфли, а заодно и все, что попадало им под руку: шелковый лифчик или цветастый пеньюар. Стоя у большого зеркала в прихожей, они пытались лицедействовать и принимали при этом совсем не детские позы: нескромно виляли бедрами и, уперев кулачки в бока, призывно смотрели на свое отражение. Думаю, что девочки делали так во всех семьях, и меня это не настораживало. Очевидно, потребность в познании пластических форм своего тела, в том числе и эстетический образ своей «наготы» для привлечения внимания других заложен в нас природой и подсознательно дает о себе знать.
Шалости моих девчонок частенько вызывали у меня раздражение, но бывало и редкое необъяснимое восхищение. Воспоминания об этом согревают меня и снова возвращают в то далекое прошлое, когда мой случайный взгляд выхватил почти воздушную несовершенную геометрию угловатых фигур девочек, которая тем не менее восхитила меня почти до сумасшествия. Однако объяснений моему материнскому восторгу я не находила, и до сих пор разобраться до конца с секретом той пропорции мне не удается. Платон когда-то утверждал, что Бог всегда действует геометрически, вызывая в наших душах восхищение, а эллины называли Пифагора Богом лишь за то, что тот видел гармонию любой формы в числах, но раскрывал формулу лишь посвященным. Его божественный промысел так и остался сокрытым от нас временем.
Одно слово – магия. Впрочем, все, что вызывает во мне необъяснимое восхищение, я называю магией, хотя муж считает все это бредом: он убежден, что конфигурация естественных форм всегда подвержена личностной интерпретации, а поэтому не всякая, пусть даже и самая совершенная форма, является магическим знаком или ключом, уносящим сознание в запредельное пространство, особенно, если это касается форм телесных. Мой Иван, в прошлом известный баскетболист, до сих пор продолжает смотреть на все свысока, а посему я давно махнула на него рукой, потому что ему не до чего нет дела. Человек он скучный и немногословный, его вообще мало что интересует в этом мире, кроме спорта. Пойти с ним в театр удается крайне редко, а изобразительное искусство его не трогает вовсе.
Открытие выставки обнаженной натуры на Крымском валу под названием «Магия тела» предваряла броская реклама в прайм-тайм на центральных каналах телевидения и подразумевалось, по всей видимости, что это культурное событие в очередной раз удовлетворит нашу потребность во встрече с прекрасным. С телеэкрана сыпались красивые фразы о гладкости линий и «свечении» кожи соблазнительных натурщиц прошлых веков. Описание портретных композиций и жанровых сцен сладкоголосый диктор за кадром связывал с великими именами Репина и Серова, Сурикова и Серебряковой, и не только их. Эстетический образ «наготы» присутствовал и в названиях масштабных полотен – «Обнаженная натурщица в шляпе», «Красавица», «В бане» и, конечно, «В мастерской»…
Ощутить эстетическое наслаждение и полюбоваться лучшими картинами в стиле «ню», созданными нашими отечественными художниками, конечно, захотелось и мне. К тому же, как профессиональному лингвисту мне давно хотелось понять, как культурологические различия между понятиями «голый», «нагой» и «обнаженный» проявляются в сфере изобразительного искусства.
В субботу 20 сентября ровно в полдень солнце светило не по-осеннему жарко. Пряный запах специй и жареного мяса, исходящий от летней шашлычной парка «Музеон», казалось, привлекал отдыхающих куда больше, чем похожий на алый парус большой холщовый плакат с красочной эмблемой «Магия тела», трепещущий на ветру у самого входа в ЦДХ.
Если театр у его почитателей начинается с вешалки, то мое знакомство с прекрасным началось с кассы. Уже совсем не молодая, но миловидная женщина приветливо улыбнулась мне через толстое прозрачное стекло, и перед тем, как принять от меня деньги, вдруг спросила, внимательно посмотрев на меня, нет ли у меня каких-либо льгот. Растерявшись от неожиданности, я покачала головой, непроизвольно сфокусировав взгляд на своем отражении в стекле, и поспешно убрала за уши выбившиеся из-под берета на ветру локоны темных волос, подернутых сединой. Кассирша без слов выдала мне льготный билет за сто пятьдесят рублей и двести пятьдесят рублей сдачи с пятисотки. С молчаливым недоумением и с видимой благодарностью я убрала деньги в кошелек, но в последний момент обнаружила, что не хватает ста рублей. Моя реакция удивления была встречена дамой за стеклом с натянутой благодарностью. Она вежливо попросила вернуть всю сдачу, а заодно и билет, извиняясь за досадное недоразумение. Наконец я получила от нее все, что хотела: билет за полную стоимость в 350 рублей, плюс жалкую мелочь, а любезная кассирша проводила меня безразличным взглядом. Хорошо, что рядом со мной не было мужа. Он бы не сдерживаясь оценил мое растяпство и неспособность практически мыслить. Потеря в рублях была невелика, но почему-то осадок от только что совершенной глупости долго не покидало меня, хотя, конечно он не омрачил предстоящий праздник чуда, ради которого я и приехала. Просто я лишний раз убедилась, что как всегда всему виной была моя дурная щепетильность и неспособность идти на взаимовыгодный компромисс.
Экспозиция начиналась со второго этажа, с небольшого зала, где было представлено не более полудюжины полотен, в том числе почти забытая картина великого Валентина Серова под названием «Натурщица», датируемая 1905 годом. Однако около нее посетителей не было. Видимо, красота женской телесности, изображенная на полотне, не обладала той магией, которую обнаружил художник в 1910 году, написав картину «Ида Рубинштейн», очень похожую на эту по композиции, где также присутствовала характерная для Серова искомая простота и правда. По узкой лестнице я спустилась на этаж ниже, продолжая поиск целомудренной красоты. Целомудрия действительно было много, а вот красоты – совсем мало. Не хватало и декоративной прихотливости, которая иногда превращает нагую женщину в эффектный образ. Может быть, пропорции идеальной фигуры, которые меняются из года в год, перестали быть реалистичными, а стали все больше метафоричными? К концу своего пребывания в холодных залах экспозиции я окончательно потеряла надежду выстроить свое субъективное определение великой красоты и идеального тела. Рядом с выходом, там, где было представлено объемное полотно художника Кустодиева «Красавица», была размещена картина возможно меньшей значимости под названием «В бане». Не помню, почему я остановилась подле нее. Скорее, по наитию. Вряд ли меня чем-то тронул тонкий эротизм неизвестного мне художника Тихова В.Г.