Директор стоял возле мягкого уголка темно-коричневой кожи, держа в руке документы. Директор оказался тощим человеком лет пятидесяти с гладко выбритым лицом, светло-русыми волосами, зачесанными на косой пробор, и прямой спиной.
Подойдя к нему, Йона положил синий цветочек и вынул из пластиковой папки бумагу.
– Вот решение прокурора.
– Оно не требуется, – сказал директор, даже не поглядев в бумагу. – Я рад, что могу чем-нибудь помочь.
– Где списки учеников?
– В надежном месте, – улыбнулся директор и широким жестом указал на книжные полки, закрывавшие стену.
Йона подошел к шкафу. Переплетенные в тома с кожаными уголками, здесь были собраны ежегодники за все время существования школы. Йона просмотрел корешки, ища ежегодники тридцатилетней давности.
– Могу я узнать, зачем это потребовалось? – спросил директор и положил цветок возле клавиатуры компьютера, после чего сел.
– Для предварительного расследования. – Йона взял том.
– Это я понимаю, но… я все же хотел бы знать, не идет ли речь о чем-то, что может негативно сказаться на репутации школы.
– Я пытаюсь остановить спри-киллера.
– Я не понимаю, что это значит, – усмехнулся директор.
Йона кивнул и взял еще четыре ежегодника, положил их на стол.
Он принялся просматривать фотографии тридцатилетней давности – встреча в актовом зале с белобородым писателем Уильямом Голдингом, шествие в день святой Люсии, соревнования по теннису, крикету, верховой езде и скачкам с препятствиями.
Йона скользнул взглядом по студенческим фуражкам выпускных классов. Школьные балы с оркестром, воскресные обеды в столовой – белые скатерти, хрустальные люстры, официанты.
Согласно списку на последней странице, школа могла принять около пятисот тридцати учеников за учебный год. Вместе с учителями, служащими, воспитательницами и старшими воспитателями, которые жили в каждом ученическом общежитии, а также прочими сотрудниками набиралось шестьсот пятьдесят имен в каждой книге.
На одной из фотографий Йона увидел юного Виллиама Фока – человека, который через много лет станет министром иностранных дел Швеции; на этой фотографии он принимал стипендию от тогдашнего директора.
Йона, не торопясь, упаковал все пять ежегодников в свою буро-зеленую дорожную сумку.
– Из этой библиотеки ничего нельзя выносить! – запротестовал директор. – Вы не можете забрать наши ежегодники…
– Расскажите о Кроличьей норе, – попросил Йона и застегнул молнию сумки.
Взгляд директора растерянно метнулся вправо-влево, но потом директор решительно выпятил подбородок.
– Я должен согласиться с иностранной прессой насчет того, что шведской полиции следует заняться поисками убийцы Тедди Джонсона… Это просто для сведения, потому что вы и ваши коллеги, кажется, с трудом справляетесь со своими профессиональными обязанностями.
– Здесь, в школе, действовал некий союз.
– Об этом я ничего не знаю.
– Возможно, это было тайное общество?
– Не думаю, что у нас тут нечто вроде Общества мертвых поэтов, – холодно улыбнулся директор.
– Так значит, у вас нет традиционных клубов или лож?
– Я позволяю вам заглянуть во внутреннюю жизнь школы, хотя не думаю, что вы отыщете у нас своего “киллера”, но… Но я не стану отвечать на вопросы, касающиеся частной жизни учеников или объединений, в которых они могли состоять.
– Кто-то из персонала работал здесь тридцать лет назад?
Директор не ответил; Йона обошел вокруг стола и принялся щелкать клавишами компьютера, заглянул в финансовую ведомость, добрался до зарплат сотрудников.
– Конюх, – слабо выговорил директор.
– Как его зовут?
– Эмиль… что-то там.
Глава 71
Возле конюшен курила группка учеников. Какая-то девочка в одиночестве каталась по корде, несколько лошадей паслись позади конюшни. Ученики могли держать в школьной конюшне собственных лошадей, за которыми здесь ухаживали во время учебных семестров.
Когда Йона входил в манеж, зажужжал его мобильный: Сага прислала текстовое сообщение о том, что ближайшим прямым рейсом вылетает в Чикаго, чтобы поговорить с единственным известным им членом Кроличьей норы.
Грейс Линдстром.
В конюшне, разделенной на стойла, густо пахло лошадьми, кожей и сеном. Двадцать шесть стойл, подогреваемая комната с седлами.
Тощий мужчина лет шестидесяти, одетый в зеленую стеганую куртку и резиновые сапоги, чистил кофейно-коричневого мерина.
– Эмиль? – спросил Йона.
Мужчина остановился; лошадь фыркнула и нервно задвигала ушами, услышав незнакомый голос.
– Невероятно хорош в холке и крестце, – сказал Йона.
– Верно, хорош, – ответил мужчина, не оборачиваясь.
Он дрожащими руками отложил щетку и скребок.
Йона подошел к мерину, похлопал его по спине. Кожа чувствительной лошади сразу отозвалась, подтянулась под его рукой.
– Он немного нервный. – Эмиль наконец повернулся к Йоне.
– Может, он на многое способен.
– Вы бы видели его в галопе. Бежит, как вода течет.
– Я только что говорил с директором, он сказал, что вы, возможно, сумеете помочь мне. – Йона предъявил полицейское удостоверение.
– А что стряслось?
– Я сейчас складываю довольно большой пазл, и мне нужна помощь того, кто давно работает в этой школе.
– Тридцать пять лет назад я начинал здесь младшим конюхом, – осторожно сказал Эмиль.
– Тогда вы знаете про Кроличью нору.
– Не знаю, – резко ответил конюх и отвернулся к низкому окну.
– Это был какой-то клуб, – объяснил Йона.
– Мне надо работать, – пробормотал Эмиль и схватил совок.
– Это я понимаю. Но, по-моему, вы знаете, о чем я.
– Не знаю.
– Кто именно приходил на встречи в Кроличьей норе?
– Откуда мне знать? Я был младшим конюхом… да я все еще младший конюх.
– Но вы видите, что происходит вокруг. И тогда видели. Верно?
– Я сам за себя, – ответил Эмиль и выпустил совок из рук, словно внезапно у него кончились силы.
– Расскажите про Кроличью нору.
– Я слышал это название в первые годы, но…
– Кто туда ходил?
– Понятия не имею, – прошептал Эмиль.
– Что они там делали? – настаивал Йона.
– Устраивали вечеринки, курили, пили… что обычно делают.