Как только они вошли в главный зал, Екатерина стала искать глазами красивое лицо своей сестры. Там был король; там был, что очень порадовало, принц Генрих. С ними за высоким столом сидел ошеломительно красивый мужчина – он обернулся посмотреть, как она шествует вдоль столов, за которыми плечом к плечу сидели гости. Екатерина почувствовала, что он изучает ее с почти неприличным интересом, и поняла: это, должно быть, Филипп.
Теперь Екатерина воочию убедилась, почему его прозвали Красивым. Высокий, с длинными черными волосами, полными чувственными губами и полуопущенными веками; последние две черты намекали на мощную, почти нескрываемую чувственность. Неудивительно, что Хуана ревновала! И еще в нем ощущалась холодность, отчего Екатерина почти не сомневалась, что ее зять себялюбив. Когда она дошла до стола, Филипп приветствовал ее, назвав своей дорогой сестрицей, но глаза его уже переметнулись на других женщин.
Хуаны нигде не было.
Екатерина немало удивилась, обнаружив, что для нее приготовлено почетное место рядом с королем Генрихом. Это лишь подтвердило ее подозрения: король намерен сделать все возможное, чтобы Филипп вернулся в Испанию с блестящим отчетом о том, как почтительно относятся при английском дворе к его свояченице. Но едва ли все это можно было посчитать знаком королевской милости. Заняв свое место, Екатерина еще раз огляделась в поисках Хуаны.
– Надеюсь, моя сестра присоединится к нам? – спросила она короля.
Услышав обращенный к другому вопрос, Филипп взмахнул рукой, будто отмахнулся:
– Она все еще оправляется после поездки. Завтра она, несомненно, будет в лучшем расположении духа.
Екатерина постаралась не выказать разочарования. Она возлагала такие надежды на эту встречу. Давя в себе желание потребовать, чтобы ее немедленно отвели к сестре, Екатерина обернулась к принцу Генриху, который сидел по другую руку от короля. По крайней мере, ей удастся поговорить с женихом. В четырнадцать лет он сильно вытянулся и уже приобретал черты мужчины. Приветствуя Екатерину, принц был, как всегда, любезен, но она отметила в нем намек на ту же сдержанность, которая так обескураживала ее в Артуре. Оттого это, что Генрих повзрослел, или то было знаком охлаждения к ней? Екатерина молилась, чтобы последнее оказалось неправдой. Когда принесли первую перемену блюд – все двадцать, – она попыталась вовлечь принца в беседу. Но его ответы были кратки, от страсти, пронизывавшей их прежние разговоры, почти ничего не осталось.
Пир закончился, и король попросил Екатерину станцевать с фрейлинами для развлечения Филиппа. Она чувствовала начало приступа озноба и головокружение, но вышла вперед ради принца Генриха; громкие аплодисменты были ей наградой. По просьбе отца своего жениха Екатерина предложила Филиппу присоединиться к танцующим, но тот отказался и продолжил увлеченно разговаривать о политике с хозяином торжества – королем.
Так же все шло и дальше. Следующие недели были наполнены бесконечными переговорами и встречами, участия в которых Екатерина не принимала и даже не надеялась на это. Но что-то секретное определенно обсуждалось, и она подозревала, что это имеет отношение к ней. Когда Екатерине предложили присоединиться к свите обоих монархов, она была поражена тем, как непочтительно отзывался Филипп о ее отце. Он даже не пытался скрыть свою неприязнь к королю Фердинанду.
Недоверие принцессы по отношению к прекрасному зятю только усилилось, когда ей наконец выпало счастье увидеться с Хуаной. Они встретились в шумном главном зале, под острыми взглядами, в окружении перешептывающихся придворных. Екатерина жаждала обнять сестру и поделиться с ней своими самыми глубокими тревогами, но из их первой встречи стало ясно: Хуана поглощена другими делами и глаза у нее все время на мокром месте из-за безразличия Филиппа. Прославленную красоту Хуаны избороздила морщинами печаль, а ее лицо сердечком превратилось в напряженную маску с вечно поджатыми губами. Под роскошным платьем, богато расшитым бархатным чепцом, парчовыми рукавами и шелковой гербовой мантией скрывалась глубоко несчастная женщина.
За три месяца визита королевской четы Екатерине удалось всего полчаса побыть наедине с Хуаной, но этого оказалось недостаточно, чтобы отвлечь внимание сестры от ее собственных дел. Екатерина считала, что им специально не давали встречаться и это затея короля, но Хуане все равно не было дела до страданий Екатерины. Ее не интересовал никто, кроме Филиппа. Екатерина пыталась завести с ней беседу о детях, особенно о наследнике, шестилетнем эрцгерцоге Карле, но стоило поблизости появиться Филиппу – и этот разговор пошел ко дну. Хуана следила за ним постоянно, в ее глазах светились надежда, мольба, они были исполнены преданного обожания, как у комнатной собачки. Екатерина скривилась, заметив это. Где же испанская гордость Хуаны, ее королевское достоинство?
Было очевидно: Хуана не такая королева, какой была их мать Изабелла. Она слишком занята собой, слишком чувствительна. Очень скоро обнаружилось, что реальная власть находится в руках ее мужа. Хуану не интересовало, о чем беседуют два короля, и она, конечно же, не имела желания обсуждать эту тему с Екатериной.
В апреле принцесса попрощалась с сестрой, чувствуя не столько разочарование в своих надеждах, сколько огорчаясь за Хуану.
– Мертв?! – в ужасе эхом откликнулась Екатерина. – Это невозможно! Ему всего двадцать восемь!
К тому же зять ее был красив, полон сил и неодолимо привлекателен, по крайней мере, таким она увидела его этой весной. Но Екатерине, как никому другому, было известно, что смерть не обращает внимания на возраст.
– Ваше высочество, по моим сведениям, эрцгерцог Филипп скончался от скоротечного брюшного тифа, – сказал доктор де Пуэбла. – Прошу вас, примите мои соболезнования.
– Я была мало знакома с ним. Горюя по нему, я думаю о королеве Хуане и тех страданиях, которые причинит ей эта потеря.
Сердце принцессы сжалось от боли за неуживчивую сестру. Раньше ей можно было позавидовать, но теперь это закончилось. Ее обожаемый Филипп мертв, и Хуана сойдет с ума от горя, в этом можно было не сомневаться.
– Какой удар для ее величества! – произнесла Екатерина. – И ведь она ждет ребенка. Как она будет управлять Кастилией?
– Король Фердинанд рядом, он поможет ей, – напомнил принцессе доктор.
– Конечно. Кто лучше его знает все кастильские дела. – Екатерина легко могла представить, с какой охотой ее отец восстановит свою власть над Кастилией. – Ее величество сможет на него положиться.
Теперь, когда положение Фердинанда упрочилось, то же коснулось и Екатерины. Она стала желанной гостьей в Ричмонде. Король Генрих был весь доброжелательность и радушие, а сдержанность принца, казалось, как рукой сняло. Юный Генрих теперь постоянно искал ее для танцев и прогулок в саду, и все это в лучах отцовского одобрения. Когда они беседовали с посторонними людьми, ему доставляло очевидное удовольствие ссылаться на Екатерину. Теперь это звучало так: «Что думает об этом моя жена-принцесса?» или «Моя дражайшая супруга согласится с вами, я уверен…». Ее пробирала дрожь, когда она слышала, как принц произносит эти фразы, и она упивалась тем, что снова оказалась в самом сердце королевского двора. Екатерина продала два браслета и потратила деньги на покупку нового платья из алого бархата. Теперь она могла появляться на людях в подобающем принцессе виде, и малярия наконец отступила. Зеркало подсказывало, что платье, несомненно, ей идет – выгодно оттеняет золото ее длинных волос и белизну лица и прекрасно сочетается с чепцом из того же материала.