Все трое суток на корабле мне снился повторяющийся кошмар. Я падал куда-то сквозь черные рваные облака, летел с такой скоростью, что закладывало уши, пытался прорвать облачный покров. Под ним, я видел это по отблескам, пульсировало багровое сияние. И я летел к нему под странные звуки, похожие на гудение великанского роя пчел, но никак не мог долететь: на моменте, как я прорывал облака – меня выбрасывало из сна, и я подскакивал на койке, задыхаясь.
Старику я пока не рассказывал о снах: он все равно со мной не разговаривал. Мало того, что Стерамон выдрал ему зуб, так еще и матросы беспокоили – то и дело подходили за благословением. Франног, мыча, шлепал матроса по лбу. На корабле за сутки успел распространиться слух, что «шлепок святого Маки» вызывает удачу в делах, так что к Франногу норовила выстроиться очередь из желающих получить удачу на халяву. Мне пришлось выступить продюсером: «Нет-нет, святой Мака благословляет раза в день! На утра не больше десять человек – но толька тех, кто уже сходил облегчиться, умыться и причесаться… Хм… Лысых Мака не благословляет, нет!» Я бы брал за это деньги: любые святые чудеса делаются еще чудесатее, если их коммерциализировать. Но это шло вразрез с образом косноязычного придурка. Пришлось оставить. Хотя деньги нам были, конечно, нужны.
Мимо нас прошла Вандора, слишком близко, чуть не задев мои колени. Я слышал, как она пахнет… по-прежнему свежо и маняще. Она получила порцию матросской шамовки и несла миску в ладони, будто кактус, глядя строго перед собой. Я оценил ее профиль – не слишком выразительный, но все еще манящий, со срезанным подбородком, отметил округлости ее тела впереди и выпуклости сзади и чуть не свистнул ей вслед. За эти трое суток Вандора «случайно» оказывалась рядом со мной раз двадцать, выскакивая, как чертик из табакерки в самых неожиданных местах. Она меня, что называется, «пасла», при этом избегая напрямую встречаться глазами. Однако ж – не перемолвилась со мной и словом! Я мог только строить предположения насчет ее мотивов. Но – она не выдала нас Стерамону, и это было удачей.
Наверное…
Он прошла чуть вперед и села к нам боком, метрах в четырех, не более, скрестив босые ноги в позе лотоса. Я пялился на ее ступни, икры, тонкие запястья и рыжие, по-прежнему собранные в «пирожок» волосы. Смотрел, как она начала орудовать ложкой, отправляя кашу в рот и глядя точнехонько перед собой. Она обзавелась татуировкой на правой лодыжке – сердечко, перевитое лентой с какой-то надписью, я не мог разглядеть отсюда. Ну, еще бы – сколь ни была бы сурова женщина, пусть это даже какая-нибудь совсем уж поехавшая доминантка в стиле садо-мазо, внутри нее живет маленькая девочка, верящая в чистую и непорочную любовь, и стоит лишь чуть-чуть поработать в этом направлении… Но я не буду раскрывать вам эти банальные секреты.
Вандора трескала манную кашу с застывшим выражением лица. Думаю, матросская пища была ей не по нутру, однако она героически ее поглощала. Лицо ее, без всякого следа косметики, от загара приобрело красноватый оттенок с пятнами – рыжие не могут толком загореть.
Стоп, картинка! Да, вы спросите меня: какого черта сеструха принца, повелителя самой могучей империи этой планеты, делает на корабле в матросской форме? Крыша у нее поехала, или как? Отвечу вам: а черт ее знает. Стерамон и высшие офицеры были, конечно, о ней осведомлены. Матросы, видимо, тоже, ибо отвечали ей с определенной почтительностью. По-моему, Вандора занималась тем же, чем занимался наш Петр Первый, когда служил обычным плотником в Дании: постигала науку. В данном случае – матросскую. Начала с низов, так сказать. Ладно, запустим действие дальше. Эта глава скучновата, но мне требуется пояснить вам много чего, так что – потерпите.
Франног ел, отрешившись от мирских забот. Матросский наряд с шапочкой придал облику поддельного святого слегка комичный оттенок.
Сходили сумерки. Под кобальтово-синим небом повисли тяжелые, подсвеченные розовым облака: явный предвестник грядущего сезона дождей. Прохлада, однако, все еще была желанным гостем, который запаздывал.
По палубе тянуло дымком кухни; слышался приглушенный говор да стук ложек о миски.
К счастью, матросы избегали приближаться к нам близко: я предупредил, что подходить к нам можно только за благословением по утрам, в прочие моменты святой Мака отдыхает и медитирует, и тот, кто нарушит его одиночество, подвергнется проклятию. Конечно, едва пройдет отпущенный на ужин час, младшие боцманы погонят матросов на молитву и спать, и меня тоже – правда, сначала я должен буду перемыть уйму посуды. Но корабль никогда не спал: заканчивалась одна вахта, начиналась другая. Под привычное уже дребезжание оркестра матросы возносили гимны Урешу, им тонко подпевали капелланы. Потому на палубе и были свалены духовые инструменты. Вовсе не для бравурной встречи невесты, хотя, наверное, Тендал использовал бы их для этого… если бы отыскал баронскую дочь.
Я прикинул расстояние до Вандоры: она села так, что, при желании, могла слышать нашу речь. Что ж, принцесса: не ты одна умеешь играть, сейчас я кое-что изображу, надеюсь, тебе будет приятно.
Я и заговорил – достаточно громко и отнюдь не придурочным стилем Сундаго:
– Да, я должен сказать вам то, дорогой мой чародей, чего не хотел говорить. Она, эта рыжая баба – абсолютно бесстрашна. То есть полностью лишена страха. В общем, она способна на все, и это меня немного пугает. А я – Леопольд, подлый трус. Почему Леопольд, спросите вы? Это так, к слову пришлось. Да и имя величественное и красивое. У нас им кличут императоров и котов.
Ложка с кашей замерла, не дойдя до рта принцессы. Ее глаза расширились. Но – лишь на мгновение. Затем она сунула кашу в рот и начала жевать – слишком нервно и быстро
Гейм! Сет! Матч!
Съела, прынцесса?
– Ну и я, конечно, провел с ней лучшие дни своей жизни, а потом этот королевский лекарь, будь он неладен, подписал меня собирать целебные травы в горах Абнего. Эх, ну да что вспоминать… Хотя порой я вспоминаю ее с тоской: какая семья у нас бы получилась! А детки? Пять или шесть пострелов, больше, я думаю, не нужно… Да-а-а…
К лицу Вандоры стремительно прилила кровь. Она резко вскочила и прошлепала к баталеру, вихляя бедрами столь резко, что я испугался, как бы она не вывихнула себе обе шейки бедра.
И еще очко в мою пользу. Чем же ответит принцесса?
Принцесса, сдав миску, куда-то пропала. Ну и ладушки. Теперь со стариком можно поговорить свободно.
Я устало привалился к фальшборту здоровым плечом: сегодня изрядно отмотал руки на тяжелых веслах. Вчера кроме гребли я еще драил палубу, позавчера – побывал кухонным работником («Очистки? Не знаешь, куда на корабле девают очистки? Выброси их за борт, дурачина!»), ухитрившись поскользнуться на ровном месте и расшибить лоб. Общаться открыто нам с аскетом удавалось только на палубе после вахты. В матросском кубрике, куда нас определил на проживание боцман, я не мог снимать личину косноязычного сельского дурня.
Впрочем, даже открытое общение было в одни ворота: говорил я, а Франног все еще молчал, баюкая обиду.