– Франног, я бы вам кое-что сказал, да вежливость мешает. А ежа, смекаю, даже по шерсти родить сложновато. Но вам – я верю! – вам все по плечу!
– Как и тебе, сынок! – парировал чародей.
На этом разговор окончательно увял. Часам к трем ночи Франног без предупреждения отложил импровизированное весло, растянулся на досках и захрапел. Я с усмешкой перешел на корму. Там в воду выступал обломок мачты, на который можно было усесться и преспокойно грести в одиночку. Я так и сделал. Оседлав бревно (нос плота слегка приподнялся из воды), я принялся за работу, решив не жалеть сил.
Какие-то двести миль. Всего лишь!
Я гнал плот наедине со своими мыслями, под светом луны и мерцающего огоньками небесного свода. Через некоторое время, в глубокой ночной тишине, на меня накатило чувство, за последние лет десять редко меня посещавшее.
Тоска.
Я жив, и это чудесно. Однако товарищи… проклятые дубоголовые гвардейцы… и матросы… И свита баронской дочери. Я-то жив, а они – на дне морском. Как-то жалко и несправедливо… Но еще более несправедливо то, что «Выстрел» сел на рифы и теперь годится только на дрова. А я-то планировал продать его на фалгонарском берегу, заработать деньжат на мага и снять заклятие кваэра. А теперь чего делать – вообще не ясно. Нет, ясно, что нужно оберегать Франнога и пока, во всяком случае, ему кое в чем потакать. Хочет освободить Нэйту? Ну, пожалуйста, ага, бегу-бегу. Но без денег далеко не убежишь, правда? Может быть, добросовестный и честный чародей использует свое магическое мастерство на берегу, чтобы заработать нам толику денег? Потом добросовестный и честный чародей будет связан и оставлен в надежном месте, пока я не сниму заклятие и вновь не почувствую… свободу.
Ненавижу быть рабом, ненавижу! Мне хватило нескольких лет рабства в этом мире. И вот снова – я, по сути, раб этого старикашки. Кваэра ему захотелось, видите ли! Освободить свою воспитанницу, девственницу-сикуху, из пиратского плена. Вот же старый сморчок!
Я фыркнул, тряхнул головой и чуть не свалился с бревна.
Но вот если кваэр не удастся снять… Тогда и впрямь – с визитом на Меркхар не стоит затягивать. Иначе…
Я решительно налег на весло. Размеренный гребок справа. Пауза… Гребок слева. Потом поскрести в шевелюре, которая хрустит от въевшейся соли. И опять за весло. Миля за милей. Пять миль в час или немного больше под звон однообразных тягостных мыслей и бурчание проснувшегося желудка. Западный ветерок почти не сносит плот с курса: ему не за что зацепиться кроме навеса, но все же направление приходится иногда восстанавливать, следя за Полярной звездой. Ритмично, без плеска, обломок весла погружается в воду, в глубине которой плывут фосфорические борозды – тонкие, золотистые. Изгибаются, словно змеи.
Приятный глазу рассеянный свет под плотом…
И справа.
И слева.
И поднимается.
Расширяется!
Вода стала прозрачной, заиграла янтарными бликами. Нечто стремительно поднималось из глубины.
Я испуганно подобрался и, сжав весло, выскочил на плот.
– Франног!
Старик суматошно дернулся:
– А? Это не я! Я не брал этот кошелек, падло буду! Забожусь-обзовусь!
Я придержал его рукой:
– Тихонечко!
– Шахнар! Ты меня точно убить решил! Мне кошмары снились, а тут…
– Тихонечко! Там, там внизу!..
Мудрец, присев, уставился мне под ноги:
– Где?
– Ох на… За бортом!
Франног выглянул за борт:
– Ох на!..
– Вот и я о том же!
– Ох… Сявки потрошенные!
– Оно прямо под нами и поднимается. Что это? Стая морских змей?
Мудрец схватил весло и макнул в воду.
– Греби! Греби что есть силы, щенок! Без плеска, иначе убью!
Я повиновался молча.
Но впереди, не более чем в десяти метрах, лениво разорвав пленку воды, поднялась гигантская змеиная шея. Россыпь фосфорических точек, приглушенных на миг, снова замерцала вдоль волнистого туловища, как рой светляков.
– Вбок! – неистово прохрипел чудодей. – Принимай в сторону!
Я начал табанить, поворачивая плот. Весло захрустело в могучих руках. Поворот, поворот…
Куда там!
Еще одна тень, кажется, в два раза длиннее первой, встала на нашем пути, раскидав по лицам тускло-желтые отблески.
– Назад, щенок! Снова вбок! Снова вбок!
Плот качнуло. Буквально в трех метрах от борта взметнулся третий силуэт – вначале темный, а затем окрасившийся цепочками янтарных огней, которые заиграли на досках плота мириадами солнечных зайчиков. В звенящей тишине щупальце скрутилось спиралью и с отвратительным чавканьем раскрутилось, ткнув в темноту ночи острым, похожим на копейное жало кончиком.
– Только без плеска, щенок, умоляю, только без плеска, иначе всажу перо в бок! Даем задний ход! Хватит! Хватит!
Перед нами тут и там поднимались из воды циклопические змеиные силуэты, свивались плотными жгутами, демонстрируя светлые присоски, и распрямлялись, настырно прокалывая темноту хищными клювами. Раздался плеск воды, которая стекала со щупальцев.
Менее чем за минуту перед нами воздвигся огромный, высотой до тридцати метров, лес – щупальцев было куда больше десятка. Золотисто-янтарный приглушенный свет наполнился мельтешением змеящихся теней. Вонь гниющих водорослей скребла ноздри. Одни щупальца скручивались, другие распрямлялись со слизисто-влажным «шшшлак!», чтобы через мгновение тоже свиться в клубок, и эта непрестанная гипнотическая пульсация разбудила во мне безотчетный, панический ужас.
Ктулху! Мой Ктулху таки выбрался из сортира и сейчас спросит с меня за все насмешки!
Я извлек весло из воды. Плот, подрагивая, как испуганный зверь, был метрах в десяти от первых щупальцев.
Хорошо, промелькнуло в голове, что отростки выстреливают вовне, за пределы светового круга, который сами же и нарисовали, иначе… Не дай бог оказаться на пути могучего удара!
Раздался сиплый голос аскета:
– Тихо! Теперь спокойно! Назад не смотри.
Я, конечно, сразу же оглянулся. Оторопел, зажмурился. Открыл один глаз: наваждение не прошло! Открыл второй…
За кормой плота, на расстоянии примерно двадцати – двадцати-пяти метров, громоздилась вытянутая, похожая на гигантскую сморщенную дыню голова, вся крапчатая от скругленных светящихся пятен. В профиль был виден глаз размером с колесо «БелАЗа»: за прозрачной вздутой роговицей вихрился желтый туман, пронизанный красными струнами, а в самой его середине лениво пульсировал конусовидный черный зрачок. Голову окружал лес щупалец, и их было куда больше, чем у осьминога. Они создали вокруг головы что-то вроде сферической клетки с отверстием наверху, и мы болтались между прутьями и башкой, как дерьмо в проруби.