Дэвид Слоун Уилсон, известный биолог-эволюционист, начинает речь со смелого заявления, которое, на его взгляд, будет способствовать атмосфере открытости и толерантности:
— В присутствии сэра Джона, — говорит он, — хочу при знаться, что я — атеист. Я придерживаюсь мнения, что у эволюции нет ни цели, ни тем более Божественного промысла.
Майк Чиксентмихали, наклонившись ко мне, остроумно шутит: «Зря ты это сказал, номер четвертый. Сегодня ты отправишься спать вместе с рыбами». (Параллель с известным романом Яна Флеминга «Доктор Нет».)
Я не сдержал приступ смеха, и все обернулись. Похоже, Майк и Дэвид не понимают сэра Джона. Но мне уже посчастливилось иметь дело с его фондом. Два года назад фонд неожиданно предложил мне возглавить двухдневную конференцию по психологии оптимизма. Вопреки известной поговорке «Дареному коню в зубы не смотрят», мы с Манди внимательно изучили веб-сайт организации сэра Джона, чтобы выяснить, какие мероприятия она финансировала. Оказалось, что фонд поддерживает исследования, связанные с религией.
Манди напомнила мне, что, как президент Ассоциации, я выступаю от имени 150 тысяч психологов и многие не прочь использовать имя такой авторитетной личности. Поэтому, пригласив одного из представителей фонда к себе, я ответил, что польщен предложением, но вынужден его отклонить, поскольку ни я, ни позитивная психология не сдаемся внаем. Я не хотел никого обидеть, но ответ мой прозвучал довольно резко.
Тем не менее представитель фонда сумел меня разубедить, мы достигли взаимопонимания, и в дальнейшем эта организация держала свое слово. Представителя звали Артуром Шварцем. Он обратил мое внимание на то, что задачи позитивной психологии и возглавляемого сэром Джоном фонда совпадают в главном. Фонд видит свою цель в поддержании научных исследований с духовным уклоном. Позитивная психология преследует сугубо светские и научные цели. Но, как сказал Артур, фонд, помогая нашей деятельности, может способствовать продвижению научных исследований духовных ценностей. Он заверил меня, что фонд собирается лишь поддерживать научные исследования, никоим образом не пытаясь повлиять на их направленность, и попросил меня, в свою очередь, не предъявлять подобных требований к фонду.
Теперь, когда я давился от смеха в ответ на язвительную шутку Майка, мне было ясно, чего на самом деле хочет сэр Джон и насколько это далеко от мракобесия, в коем его подозревают мои коллеги. Последние два десятилетия сэр Джон торил свой собственный путь. К христианству он подходит отнюдь не догматически — наоборот, недоволен нынешним состоянием теологи ческой науки, считая, что она отстала от других областей знания и не соответствует современной картине мира, изменившейся в свете последних открытий.
Сэр Джон разделяет многие из тех философских сомнений, что мучают нас с Майком и Дэвидом Уилсоном. Человек, кото рому недавно исполнилось восемьдесят семь, хочет знать, что его ждет впереди. И выяснить это сэр Джон мечтает не только для себя, но ради блага всего человечества. Подобно царственным меценатам прошлого, этот человек может позволить себе роскошь обдумывать проблемы бытия не в одиночку, а в обществе мудрецов. Сэр Джон вовсе не жаждет в очередной раз услышать банальные или вульгаризированные истины — для этого достаточно включить телевизор. Он надеется получить обдуманные, откровенные ответы на вечные вопросы: «Почему мы живем?», «Что ждет нас в будущем?» Как ни странно, впервые в жизни я чувствую: мне есть что сказать по этому поводу. И я должен поделиться догадками, возникшими под влиянием книги Боба Райта. Если в предлагаемых мною объяснениях найдется рациональное зерно, это станет самым серьезным доводом в пользу существования позитивной психологии.
Роберт Райт неуклюже поднимается на кафедру. В высшей степени нетипичная для академических кругов фигура. На вид изможденный и болезненный, этот человек овеян легендами. Когда Боб говорит, губы его кривит гримаса, точно он сосет дольку лимона — и очень кислого, если вопрос неприятен. Голос звучит мягко, низко, слегка монотонно. В «кувыркотной» речи жителя Нью-Йорка еще улавливаются следы техасской неторопливости. Однако поразительней всего не внешность и голос Райта, а его биография. Из присутствующих он один (кроме сэра Джона) не принадлежит к академической среде. Боб зара батывает на жизнь, занимаясь журналистикой, а эта профессия у многих высоколобых ученых вызывает презрение.
Райт ведет колонку в New Republic — должность эта вот уже сто лет переходит «по наследству» от одного крупного политического обозревателя к другому. В начале 1990-х он опубликовал книгу The Moral Animal («Нравственное животное»), где доказывал, что человеческая мораль уходит корнями в глубины процесса эволюции. А за десять лет до этого, вскоре после окончания Принстона, Боб напечатал в журнале Atlantic статью о происхождении индоевропейского языка — гипотетического предка большинства нынешних языков Европы.
Может быть, кто-то сочтет, что такой широкий спектр инте ресов — политика, биология, лингвистика, психология — сви детельствует о дилетантизме. Но Райт не дилетант. Еще до встречи с ним у сэра Джона Сэм Престон (наш декан и очень известный демограф) сказал мне, что считает The Moral Animal («Нравственное животное») одним из глубочайших научных исследований. Стив Линкер, психолог и лингвист с мировым именем, признает, что статья Райта об индоевропейском языке отличается «оригинальностью и новаторством». Боб — один из немногих ныне живущих блестящих самоучек, продолжающих традиции Смитсона и Дарвина.
История Райта напоминает мне другую, несколько более давнюю: в 1930 году Дж. Э. Мур направил в научный совет Кембриджского университета письмо о присуждении научной степени философу Людвигу Витгенштейну. Последнего только что тайно вывезли из нацистской Германии, и у него не было ни академических званий, ни готовой к защите работы. И вместо докторской диссертации Мур от имени Витгенштейна предста вил его известный и уже ставший классическим «Логико-философский трактат». В сопроводительном письме он писал, что «Трактат» мистера Витгенштейна — гениальное произведение и вполне удовлетворяет требованиям, предъявляемым к докторской диссертации.
По странному совпадению книга Райта NonZero вышла совсем недавно. В прошлое воскресенье New York Times Book Rcwiew опубликовала рецензию, заставившую ученых отнестись к Райту с большим почтением и даже толикой зависти. Однако глубина и оригинальность нынешнего выступления Райта поразили нас всех.
Райт начал с утверждения, что ключ к загадке нашей жизни следует искать не в ДНК, а в теории «игры без проигрыша», разработанной Джоном фон Нойманом и Оскаром Моргенштерном. Райт напомнил, что «игра на вылет» — состязание, где проигравший и победитель связаны обратной зависимостью: победа одного означает поражение другого. Итог же беспроигрышной игры всегда позитивен. Основной жизненный принцип, заявил Райт, — поощрение беспроигрышности. Под влиянием естественного отбора биологические системы вынуждены развиваться, двигаясь ко все большей сложности и беспроигрышности. Клетки, в которых есть митохондрии, оказываются жизнеспособнее других. Сложный интеллект — неизбежное следствие естественного отбора и дифференциальной репродуктивности.