Рукопись Платона - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 61

— Как знаешь, барин, — сказал он, отступая от двери. — А только, ежели что, пеняй на себя. Рубль дал... Вот и видно, что юродивый. Да на рубль в любом кабаке до смерти опиться можно!

— Кабаки сейчас закрыты, — проходя в дверь, сообщил ему Хесс, — а мне надобно выпить сию минуту.

— Как знаешь, — повторил верзила, топая вслед за ним по крутой и неровной кирпичной лестнице. — Экий ты куражливый, хоть и нерусский!

Спуск по лестнице оказался весьма продолжительным, и примерно на середине его иезуит уловил волнами накатывавший снизу глухой многоголосый говор, напомнивший ему шум прибоя. Вместе со звуком появился и начал усиливаться запах — адская смесь табаку, прокисшей браги, кухонного чада, свечной копоти и десятков немытых тел. Герр Пауль подозревал, что ночная жизнь этого гнусного притона должна сильно отличаться от дневной, но того, что предстало его взору при входе в обеденную залу, он все-таки не ждал.

Просторная зала с низким сводчатым потолком, опиравшимся на толстые кирпичные колонны, была набита битком. Огни сальных свечей, масляных светильников и даже, как показалось немцу, смоляных факелов с трудом пробивались сквозь висевшее под потолком мутное облако дыма и испарений. Шум голосов и впрямь был похож на грохот прибоя — здесь можно было кричать во всю глотку и не услышать собственного голоса. За грубыми дощатыми столами пили, жрали, играли в кости, орали богохульные песни и лапали полуголых девок обросшие грязными бородами люди, от одного взгляда на которых вдоль позвоночника пробегал колючий озноб. Повсюду, куда ни глянь, видны были разинутые волосатые пасти с кривым частоколом гнилых зубов — орущие, храпящие, изрыгающие хулу, норовящие во что-нибудь вцепиться — то ли в кусок мяса, то ли в глотку ближнего. Сквозь прорехи истлевших лохмотьев сверкала потная плоть в серых разводах грязи — то коричневая, то мертвенно-бледная, то мужская, то женская.

Герр Пауль оглянулся, но бородатый Вергилий, в сопровождении которого он спустился в этот ад, уже куда-то исчез. С огромным трудом подавив в себе здоровое желание бежать отсюда без оглядки, немец задержал дыхание, как перед прыжком в воду, и храбро двинулся вперед. Он протискивался между столами, разгребая галдящую толпу, расталкивая, расплетая, перешагивая, а то и наступая на вытянутые руки и ноги, ибо иного способа передвижения здесь не существовало. Густой, как студень, смешанный запах скотобойни и помойки забивал ему ноздри, под ногами хрустели и чавкали разбросанные по полу объедки и битое стекло. На него никто не оглядывался, не показывал пальцем и вообще не пялился, однако краем глаза иезуит все время ловил на себе косые, заинтересованные взгляды. Наконец он высмотрел то, что искал, — свободное место за маленьким, всего на двоих, столиком в самом углу, более напоминавшим поставленную на попа винную бочку, каковой он при ближайшем рассмотрении и оказался.

За столиком уже сидел какой-то косматый оборванец — не столько, впрочем, сидел, сколько лежал, вытянув перед собой прямые, как палки, костлявые руки и уронив на залитые водкою доски темное лицо. Не видя иного выхода, герр Пауль подошел к нему, взял за шиворот и оттолкнул от стола, чтобы освободить себе место. Внутри у него все мелко дрожало от страха и отвращения, но внешне он держался уверенно и независимо — так, словно был завсегдатаем этой клоаки и ничего здесь не боялся.

Оборванец, которого герр Хесс так бесцеремонно оттолкнул, привалился к облезлой кирпичной стене, с отчетливым стуком ударившись о нее головой, и завалился спиною в угол. От удара он не проснулся, а лишь дважды чмокнул расквашенными, черными от запекшейся крови губами и захрапел. Голова его свесилась набок, и герр Пауль разглядел светлую полоску шрама, пересекавшую жилистое, поросшее курчавым волосом горло.

— Майн готт, — пробормотал немец, осторожно присаживаясь рядом со спящим и брезгливо отставляя в сторону пустой полуштоф, послуживший, без сомнения, причиной столь крепкого сна, — майн готт, если я нуждался в подонках, то здесь их целый легион!

Он пощупал в кармане пистолет. Пистолет лежал на месте. Герр Пауль отлично понимал, что два выстрела, пусть даже смертельных, вряд ли спасут его в случае какой-нибудь неприятности, но компактная тяжесть оружия, оттягивавшая книзу его карман, все равно успокаивала.

Принимая во внимание творившийся здесь содом, герр Пауль не чаял дождаться полового, но тот вдруг возник прямо перед ним, словно сгустившись из висевшего под потолком смрадного тумана, обмахнул грязный стол похожим на старую портянку полотенцем и, ничего не спрашивая, бухнул на голые доски полный полуштоф водки, стопку и тарелку с тремя сморщенными солеными огурцами. Хесс бросил ему монетку, и половой мигом исчез, будто его и не было.

Тут случилась странная вещь. Сосед герра Пауля, которого не разбудил даже удар головой об стенку, вдруг встрепенулся, разбуженный едва слышным стуком бутылочного донышка о доску. Его костлявая рука с обведенными траурной каймой ногтями сомкнулась на горлышке принесенного половым полуштофа, и Хессу не сразу удалось отодрать цепкие пальцы пьяницы от своей бутылки.

— Не?.. — едва ворочая языком, удивился пьяный. — Не... Н-ну!

Последний возглас прозвучал как признание законного права герра Пауля поступать со своей бутылкой так, как ему заблагорассудится. Тем не менее пьяный не терял надежды: вынув откуда-то исцарапанную оловянную чарку, он требовательно ткнул ею в сторону немца и объявил:

— Н-на-ай!!!

Сие нечленораздельное заявление было тем не менее понятно: человек требовал налить, раз уж его новый сосед оказался настолько жаден, что не пожелал отдать ему всю бутылку. Герр Пауль колебался недолго: пожалуй, лучше было действительно угостить этого подонка, чтобы он снова потерял сознание и не путался под ногами. Руководствуясь этим простым рассуждением, немец щедро плеснул водки в подставленную стопку, и та мигом перекочевала в распахнувшуюся гнилозубую пасть.

Как и ожидал рассудительный и хитрый иезуит, дополнительная порция водки добила его соседа вернее, чем выстрел в голову. Не донеся пустой чарки до стола, оборванец закатил глаза, качнулся и без единого звука свалился на пол, а спустя секунду из-под лавки донесся его прерывистый, спотыкающийся храп.

В ту же минуту не менее десятка чарок, стаканов и глиняных кружек протянулось к немцу со всех сторон — во всяком случае, ему показалось, что со всех, хотя он и сидел в углу, имея позади и справа себя глухую кирпичную стену. Слабо улыбаясь побелевшими губами, немец расплескал водку по подставленным емкостям, очень плохо представляя себе, что станет делать дальше. С одной стороны, дармовая выпивка всегда служила наилучшей смазкой для разговора с незнакомыми людьми, а с другой...

Он успел вовремя почувствовать и сбросить со своего бедра проворную руку с длинными пальцами, которая непринужденно и ловко подбиралась к его карману. Рука убралась, но на ее месте тут же возникла другая и принялась оценивающе мять грязными пальцами ткань рукава. Хесс стряхнул и ее, а в следующее мгновение разглядел саженях в пяти от себя человека, который с любопытством дикаря рассматривал некий блестящий предмет, издали очень напоминавший его, герра Пауля, любимые серебряные часы с репетиром. Иезуит схватился за жилетный карман — так и есть! Часы как корова языком слизала. Герр Пауль понял, что для переговоров с этими людьми не хватит всей водки мира, и слегка затосковал. Ему вспомнилось предостережение мускулистого Вергилия — предостережение, которому он не внял и которое, как оказалось, рисовало здешнюю действительность в гораздо более радужных тонах, чем на самом деле.