Покушение на Сталина. Дело Таврина-Шило - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Ландер cтр.№ 29

Итак, на допросе в НКГБ СССР подследственный мотивировал свой переход на сторону противника страхом перед неминуемым разоблачением, что и было зафиксировано в протоколе:

«Вопрос: — Медицинским осмотром вас установлено, что кроме «ранений», о которых вы только что показали, других ранений на теле не имеется, следовательно, ваши показания о том, что вы захвачены в плен немцами, будучи ранеными, ложны?

Ответ: — Да, я должен это признать.

Вопрос: — При каких же обстоятельствах вы в действительности очутились у немцев?

Ответ: — 30 мая 1942 года, находясь на Калининском фронте и будучи послан в разведку, я изменил Родине и добровольно перешел на сторону немцев.

Вопрос: — Почему вы изменили Родине?

Ответ: — Должен признать, что я скрыл от следствия еще один факт.

Вопрос: — Какой именно?

Ответ: — В 1932 году, работая в гор. Саратове, я был арестован за растрату 1300 рублей государственных денег. В связи с тем, что меня должны были предать суду, по закону от 7 августа 1932 года, я, боясь строгой ответственности бежал из тюрьмы, проломав с группой арестованных стену в тюремной бане. В 1934 и 1936 г. г. я также арестовывался милицией за растраты, но в обоих этих случаях совершал побеги. В 1939 году я по фиктивным справкам получил документы на имя ТАВРИНА и под этой фамилией впоследствии был призван в Красную Армию.

Находясь на Калининском фронте, 29-го мая 1942 года я был вызван к уполномоченному Особого отдела капитану ВАСИЛЬЕВУ, который интересовался, почему я переменил фамилию ШИЛО на ТАВРИНА.

Поняв, что Особому отделу стали известны мои преступления, я, боясь ответственности, на следующий день, будучи в разведке, перешел на сторону немцев.

Вопрос: — Непонятно, почему вы боясь ответственности за совершенные ранее уголовные преступления решились на новое, тягчайшее преступление — измену Родине?

Ответ: — Я полагал, что это не станет известным советским властям, а я до конца войны останусь у немцев на положении военнопленного» ^[76].

Л. Ф. Райхман

А. М. Леонтьев

В. Я. Барышников

Для неискушенного читателя все это звучит правдоподобно и, во всяком случае, вполне мотивированно. Однако у проводивших допрос комиссаров ГБ 3 ранга Л. Ф. Райхмана (НКГБ) и А. М. Леонтьева (НКВД) и полковника В. Я. Барышникова («СМЕРШ») подобные утверждения должны были вызвать, по меньшей мере, скептическую улыбку, и уж во всяком случае — подтолкнуть их к дальнейшим расспросам. Однако этого, как ни странно, не произошло, и потому выяснением сомнительных обстоятельств придется заняться нам.

Для начала попробуем взглянуть на ситуацию глазами профессионального контрразведчика с использованием имеющихся у нас фактов. Информация о сокрытии Тавриным факта смены фамилии означала, что данный командир пулеметной роты 1196-го стрелкового полка 359-й стрелковой дивизии, скорее всего, использует подложные документы, следовательно, выдает себя за другого человека. Иначе говоря, к оперуполномоченному Васильеву поступил сигнал. По действовавшим правилам его полагалось проверить, а при наличии выявившихся достаточных оснований и для дальнейшей углубленной проверки — завести дело оперативной проверки (ДОП), запросить все инстанции, провести установку личности фигуранта от церкви, в которой его крестили, до последнего места работы перед призывом или службы во время войны (если это была другая часть). При отсутствии в распоряжении контрразведки фотографии офицера организовывалось мероприятие, к примеру, с приездом в часть корреспондента армейской газеты. Негласное документирование и остальные первичные оперативные мероприятия проводились в рамках предварительного негласного расследования, которое полковой контрразведчик даже не имел права вести самостоятельно: таковые осуществлялись согласно плану, утвержденному начальником Особого отдела дивизии. Проверяемый обставлялся агентурой и ни в коем случае не отпускался в места, из которых мог исчезнуть, не говоря уже о направлении в зафронтовую разведку, в особенности если он не имел к ней никакого отношения. О проводящейся проверке обязательно информировались вышестоящий командир и комиссар с целью исключения возникновения двусмысленных ситуаций по службе. Если сигнал окончательно подтверждался, по результатам проверки начиналось расследование. Все это проводилось негласно, объект ни в коем случае не должен был ни о чем догадаться и насторожиться. И только после полного сбора уличающих доказательств его вызывали или приводили для первого допроса в землянку Особого отдела, откуда он в худшем случае уже без ремня и погон отправлялся в ОО дивизии для проведения следствия, а в лучшем — на фильтрацию. То есть беседа являлась последней, завершающей фазой, причем это было строго обязательно. Ни один, даже самый неопытный, прошедший на курсах элементарное обучение основам оперативно-разыскной деятельности контрразведчик не мог поступить иначе, в противном случае он совершал преступление, причем в боевой обстановке.

Более того, любую проводимую органами безопасности проверку непременно сопровождает параллельное осуществление комплекса мероприятий по недопущению вреда, который теоретически способен нанести проверяемый. С этой целью объект под правдоподобным предлогом переводится с ответственного участка на другой, где исключаются и сама возможность совершения им противоправных действий, и доступ его к сведениям, содержащим государственную или военную тайну. Командир пулеметной роты на фронте знает всю систему обороны батальона, а отчасти и полка, все секторы обстрела, расположение замаскированных пулеметных точек, условные сигналы, до него доводятся все боевые приказы, он осведомлен об общей обстановке в части, уровне ее боеспособности, степени обеспеченности боеприпасами и о многом другом. Имеющиеся в его распоряжении схема обороны батальона и рабочая карта командира уже сами по себе являются секретными документами. В подобных случаях проверяемых офицеров временно переводят на другую должность без допуска к грифованной информации или отправляют в командировку в тыл с одновременным установлением за ними наблюдения, благо обстановка на фронте в описываемый период позволяла сделать это без проблем, и возврат Таврина в транспортную роту выглядел бы совершенно логично.