В сообщениях не оказалось почти ничего нового, только в империи появилось нечто новое: хватали демократов и по приговору военно-полевых судов (их называли офицерскими трибуналами) казнили на месте – жгли лазерами, расстреливали, вешали. Чтобы спокойно смотреть, мне пришлось здорово взяться за самоконтроль… Приговору подлежали все взрослые – от четырнадцати лет и старше, – нам показали одну семью, где приговоренные родители умоляли пощадить их сына, утверждая, что ему всего двенадцать. Председатель суда, капрал имперской полиции, прервал дискуссию, вытащив пистолет и застрелив мальчика, а потом отдал приказ своему отряду покончить с его родителями и старшей сестрой.
Жан выключил изображение и звук, оставив лишь бегущую строку.
– Хватит, насмотрелся! – прорычал он. – Думаю, что сейчас, когда старый председатель мертв, тот, кто занял его место, ликвидирует всех по своему списку подозреваемых. – Закусив губу, он мрачно посмотрел на меня. – Мардж, ты еще не выкинула из головы свое идиотское намерение возвращаться сейчас домой?
– Я же не демократ, Жан. Я вообще не занимаюсь политикой.
– А ты думаешь, тот мальчишка занимался политикой? Эти казаки прикончат тебя просто так, для тренировки… Как бы там ни было, ты все равно не можешь ехать. Граница закрыта.
Я не стала говорить ему, что на земле вряд ли найдется такая граница, которую я не могла бы перейти. Вместо этого я сказала:
– По-моему, это распространяется только на тех, кто движется на север. Разве они не позволят гражданам империи вернуться домой?
– Марджи, – вздохнул он, – ты не умнее котенка, которого держишь на коленях. Ты что, не понимаешь, что симпатичной маленькой девочке не надо играть в игры с плохими ребятами, а то ей могут сделать очень больно? Я уверен: если бы ты была дома, твой отец не выпустил бы тебя на улицу. Но ты сейчас здесь, у нас, и это накладывает на нас с Джорджем определенную ответственность… Правда, Джордж?
– Mais oui, mon vieux! Certainement!
[17]
– Между прочим, я буду защищать тебя и от Джорджа. Жанет, ты в состоянии объяснить этому ребенку, что ей тут все будут рады, если она решит остаться? Она, по-моему, из тех дам, которые всегда норовят сами выписать чек.
– Дело не в этом, Жан, – начала я, но меня прервала Жанет.
– Марджи, – сказала она, – Бетти просила меня позаботиться о тебе как следует. Если ты считаешь, что кому-то что-то должна, сделай взнос в Красный Крест Британской Канады. Или в приют для бездомных кошек. Что же касается нас, то так уж вышло, что мы трое зарабатываем кучу денег и у нас нет детей. Ты для нас все равно что еще один котенок… Так как? Ты остаешься? Или мне нужно спрятать твою одежду и хорошенько тебя выпороть?
– Я не хочу, чтобы меня пороли.
– Жаль, я предвкушала… Джентльмены, вопрос решен, она остается. Мардж, мы тебя надули. Джордж, несомненно, попросит тебя позировать в свободное время – он вообще тиран и деспот, – и ты будешь работать на него просто за еду, а он сэкономит по расценкам профессиональных натурщиц кругленькую сумму.
– Нет, сердце мое, – сказал Джордж, – я на этом не сэкономлю, я на этом заработаю. Потому что ее содержание я оформлю как производственные расходы. Но не по обычным расценкам гильдии, она стоит много дороже. Скажем, в полтора раза.
– Согласна. Но не в полтора, а в два. По крайней мере. И не торгуйся, ты ведь ничего ей не заплатишь… А ты не хочешь сводить ее в ваш кампус? Я имею в виду – в лабораторию?
– Ценная мысль! Она витала где-то на задворках моего сознания и… Спасибо тебе, бесценная наша, за то, что ты извлекла ее на свет божий! – Он повернулся ко мне. – Мардж, ты не продашь мне одно яичко?
Он застал меня врасплох. Я постаралась сделать вид, что не поняла:
– Но… У меня нет никаких яиц!
– Есть, есть! И на самом деле – несколько десятков. Гораздо больше, чем понадобится тебе самой. Я имею в виду яйцеклетки. В лабораториях за яйцеклетки платят гораздо дороже, чем за сперму, – простая арифметика. Ты поражена? Я тебя шокировал?
– Нет… Только удивил. Я думала, ты художник.
– Мардж, милая, – вмешалась Жанет, – я говорила тебе, что он – художник во многих смыслах. Это правда. В частности, он профессор тератологии в Университете Манитобы… и еще главный технолог в генетической производственной лаборатории и приюте при ней. Поверь мне, там тоже требуется искусство высшей пробы. Но он недурно управляется и с обычными холстом и красками. Или с экраном компьютера.
– Это точно, – кивнул Жан. – Джордж – художник во всем, к чему бы он не прикоснулся. Но вы зря вывалили все это на Мардж. Она же наша гостья… Некоторых людей ужасно расстраивает сама идея манипуляций с генами, особенно с их собственными генами.
– Мардж, я тебя расстроила? Мне очень жаль.
– Нет, Жанет. Я не из тех, кому неприятна сама мысль об искусственных людях, или искусственных существах, или кого-то там еще… Да что там, многие мои лучшие друзья – ИЧ…
– Ну-ну, дорогая, – мягко прервал меня Джордж, – не надо заходить так далеко.
– Почему ты так говоришь? – спросила я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал не слишком резко.
– Говорю, потому что знаю, потому что работаю в этой области и у меня действительно много друзей ИЧ. Чем я, кстати, горжусь. Но…
– Я полагала, – тут же возразила я, – что ИЧ никогда не встречаются со своими дизайнерами.
– Это правда, и я никогда не отступал от этого правила. Просто я хочу сказать, что у меня есть много возможностей познакомиться с искусственными существами и искусственными людьми (это, кстати, не одно и то же) и заиметь друзей среди них. Но прошу прощения, дорогая мисс Марджори, если вы только не моя коллега по профессии… Нет?
– Нет.
– Только генный инженер или кто-то очень тесно связанный с этой отраслью может утверждать, что у него есть друзья среди ИЧ. И это потому, моя дорогая, что, вопреки распространенным мифам, отличить искусственного человека от обычного совершенно невозможно. Да-да… А из-за нелепых предрассудков, свойственных тупым и невежественным людям, искусственный человек почти никогда добровольно не признается в своем происхождении. Да что там – «почти», вообще никогда! Поэтому, хоть я и очень рад, что у тебя не едет крыша от разговора об ИЧ, мне приходится расценивать твое утверждение как… Ну, как гиперболу, что ли, к которой ты прибегла, чтобы продемонстрировать свою свободу от предрассудков.
– Что ж… Ладно. Пусть будет так. Я не понимаю, почему ИЧ должен считаться гражданином второго сорта. Это несправедливо.
– Несправедливо. Но некоторые люди напуганы. Спроси, например, у Жана. Он готов сейчас сломя голову мчаться в Ванкувер, только чтобы не дать ИЧ возможности стать пилотами. Он…
– Заткниииись! Черта с два! Я поддерживаю это потому, что мои братья по гильдии так проголосовали, но… Я же не идиот! Джордж, я же живу с тобой, мы общаемся, и… Я понял, что тут нужен компромисс, – мы должны как-то договориться. Мы ведь в нынешнем веке уже не настоящие пилоты – все делает компьютер. Если компьютер вырубится, я, как настоящий бойскаут, попытаюсь посадить коробку на землю, но… Не спеши ставить на меня! Скорости, требующиеся в критические моменты, давно уже лежат за пределами человеческих возможностей… Ну конечно же, я постараюсь! И каждый пилот на моем месте выложится, но… Джордж, если ты можешь создать ИЧ, который будет мыслить и действовать со скоростью, достаточной, чтобы справиться с проблемами во время посадки, я ухожу на пенсию. Это все, чего мы добиваемся: если компания заменит нас ИЧ, нам должны быть выплачены все наши деньги. Если ты, конечно, и впрямь можешь создать такое…