Георгий промолчал. Фотографии убитых родителей Уайта до сих стояли у него перед глазами.
— Тойфельсверк, — сказал Маевский грустно.
— Что?
— Тойфельсверк. Слово такое. Означает — дьявольская работа.
— А, вот оно что. Да уж…
Они еще помолчали.
— Меня удивляет, как все совпало, — сказал Георгий. — Они ударили по Уайту прямо во время его операции…
— Я не думаю, что это совпадение. Скорее всего, тут есть какая–то причинная связь. Но в чем эта связь состоит, и вызвана ли она нашими действиями — не узнать никогда. Может, и к лучшему.
— Вам действительно не хочется это знать?
Маевский устало покачал головой.
— Это ведь теперь уже неважно. Ни для кого.
— Понятно… А Андроник знал?
— Нет. Он меня не спрашивал.
— Вы мне говорите первому?
Маевский кивнул.
— Первому и последнему. Я и вам–то говорить не хотел. Но решил, что сейчас командующий должен знать все.
Георгий провел рукой по толстому оконному стеклу.
— Говорят, в христианстве есть такое понятие — тайна исповеди… Если это действительно сработала ваша торпеда — значит, вы нас всех спасли. Я даже не знаю, чем за такое награждают.
— Мы еще не спасены, — возразил Маевский. — У нас появился шанс не погибнуть сразу — не более того. И я совершенно не уверен, что так сработала именно моя торпеда. Могла быть и случайность.
— Не верю я в такую случайность… Но вы правы, это неважно. Не Уайту же про вашу торпеду рассказывать…
Георгий отошел от окна и сел.
— Да уж, — сказал Маевский. — Нет грязнее дела, чем война. Я это знал с детства, и потом… в академии объяснили дополнительно. Хорошие учителя попались. Любая другая работа чище. И благороднее. Любая. Мой доблестный предок, Владимир Зенонович Май—Маевский, командовал Добровольческой армией. Одной из моих первых книг были его мемуары. Представляете? Очень откровенные. Я хотел быть щитом человечества, поэтому пошел на военную службу. Только поэтому. Мечты сбываются, да?..
Георгий смотрел на Маевского, не отрываясь. Он никогда не видел этого предельно сдержанного человека таким…
Таким.
— Вы провели блестящую операцию…
Маевский откинулся на высокую спинку кресла. Прикрыл глаза.
— Знаю… Теперь я точно знаю, чего это стоит. Раньше знал из книг, а теперь вот знаю на своей шкуре. Это не стоит ничего. Потраченные годы и боль в остатках души. Навсегда. И — ничего больше… Не верьте, что война — явление природы. Это бредни, придуманные древними мудрецами. Война противоестественна. Когда–нибудь будущее человечество забудет о нас. Как о мусоре. Изучение истории по биографиям полководцев будет казаться дикостью. Я уверен, что так станет. Даже читать Плутарха будет стыдно… Или вы считаете, что война — главный признак человека?
— Я не задумывался, — честно сказал Георгий.
Маевский вздохнул.
— Я забегаю вперед, — пробормотал он. — Что ж, давайте считать. Первая сила — это мы. Вторая — Ангел и те, кто с ним. Третья — Гондвана. Четвертая — император, у которого тоже есть свои личные войска. И еще есть пятая: это Северный альянс, который никогда не вмешивался в наши военные дела, но рано или поздно может это изменить… Гондвана сейчас, я надеюсь, на время парализована. Император пассивен. Я думаю, он ждет явного перевеса одной из сторон, чтобы только тогда заявить о себе. Мудрая позиция… Альянс мы пока можем в расчет не принимать. Так что все совсем просто, — он улыбнулся.
— Ангел?
Маевский кивнул.
— Надо учитывать, что после уничтожения Ангела политическая обстановка окажется очень сложной. Во–первых, есть часть его флота, которая не пошла с ним на Антиохию, а осталась в районе Пандемоса — и я уверен, что это очень существенная часть. С этими людьми придется или договариваться, или воевать. Во–вторых, есть сеть уранитов, которую мы целиком накрыть не можем. С ней тоже придется серьезно возиться. В-третьих, есть множество генералов и просто нобилей, которые успели за эти недели распробовать власть… Скучать не придется. Даже если мы сыграем флотилией Уайта, как тузом из рукава, и разгромим Ангела в сражении — это будет началом настоящих проблем, а не концом.
— Я понимаю, — сказал Георгий. — Но теперь у нас по крайней мере есть шансы. Кстати, приказ о производстве вас в контр–адмиралы я подпишу прямо сегодня.
Маевский повел плечом.
— Стоит ли? Впрочем, делайте как знаете.
— Спасибо… Скажите, а вы жениться никогда не хотели?
Если Маевский удивился вопросу, то не показал этого.
— Никогда.
— А мне иногда кажется, что людям наших занятий это просто необходимо, — сказал Георгий. — Ну, не знаю. Посмотрим.
Аэродром был маленьким — Эрнст Брандт при посадке задел какие–то кусты кормовым винтом своего «хеншеля». Заглушил мотор, тяжело выпрыгнул из кабины. Вдохнул. Стемнело уже основательно. Закат догорал в бесконечной дали тонкой нитью.
Он размял уставшие от штурвала пальцы.
— Господин полковник!.. — человек появился внезапно, выбравшись, оказывается, из–под соседнего самолета. Механик базы, лейтенант лет под тридцать. Его фамилию Эрнст забыл, а имя ему было Годберт.
— Господин полковник… — Годберт помялся. — Вас просили, как приземлитесь — сразу в комнату совещаний. Срочно.
— Прямо срочно? — у Эрнста брови поползли вверх. Вообще–то такие вещи сообщают по радио.
— Да… Там командующий.
Эрнст проглотил ругательство и быстро зашагал по дорожке, которую за неделю существования аэродрома инженеры успели выложить гравием.
В маленьком штабном зальчике горели все лампы, какие только можно было зажечь. Офицеров тут было человек двадцать. Генерал–полковник сидел в самой середине и был очень мрачен; по Эрнсту он едва скользнул взглядом.
А вот человек напротив него…
Беловолосый, высокий, длиннолицый. В черном мундире со знаками различия вице–адмирала космофлота.
Эрнст сразу понял, кто это. Не глядя нашарил стул, сел.
— Я продолжаю, — сказал человек. — С вашими людьми вы можете продавить фронт. Я не сомневаюсь в этом. Можете занять Каракку, или Теофанию, или даже оба эти города. Вы и сейчас продвигаетесь довольно убедительно. По поводу окончания этой операции у вас, вероятно, есть свои соображения, не буду их обсуждать. Но вот что я скажу точно. Ваши силы уже сейчас не те, что были десять дней назад. И силы ваших противников — тем более. Если хотите, я приведу точные цифры и по вам, и по ним. Когда вы выйдете на побережье, бои затухнут. Но не прекратятся. Восставшие генералы тоже хотят жить, а силы, способной их привести к спокойствию, сейчас нет, вот в чем дело… У вас есть предметные основания считать, что Велизарий в ближайшее время вмешается? По–моему, у него просто недостаточно для этого сил… А главным эффектом от ваших действий будет уменьшение числа людей. Способных держать оружие. Это, если угодно, арифметика.