Особый штаб "Россия" - читать онлайн книгу. Автор: Иван Грибков, Дмитрий Жуков, Иван Ковтун cтр.№ 11

Еще при генерале Глазенапе Борис Алексеевич был назначен офицером связи от штаба армии к комитету Б. В. Савинкова. Логика этого назначения понятна. Если допустить, что Смысловский ранее состоял в СЗРиС, то его появление на этой должности вполне объяснимо. Борис Алексеевич тесно контактировал с секретарем РПК адвокатом С. Сочивко, отвечавшим за связь с армией. «Мы с ним совместно работали, — писал генерал Хольмстон, — узнали друг друга и подружились». Через некоторое время Смысловского назначили на должность начальника разведывательного отделения ^[73].

Нет никаких сомнений в том, что Борис Алексеевич лично встречался с Савинковым (а также с руководителем политического отделения РПК Г. Дикгоф-Деренталем) и беседовал с ним на военные и политические темы, в том числе о будущем России. Именно у Савинкова Смысловский, скорее всего, позаимствовал идею борьбы за «Третью Россию», которую он пропагандировал и не раз поднимал в публикациях аргентинского периода. К примеру, статью «Война и политика», напечатанную в газете «Суворовец» (1950, № 16–23, апрель — май), он подытожил так:

«Пройдя на своем историческом пути первое и второе испытание, Россия выйдет на дорогу мирового равновесия между духом и материей. Между стремлением к идеалу и силой реализации. По формуле Geist und Tat — дух и деяние, она, найдя первой свою историческую правду и динамизируя ее морем пролитой крови, понесет ее в мир и тем выполнит свою Великую Историческую Миссию. Миссию Третьей России, России мировой совести и мирового равновесия» ^[74].

Следует, однако, сказать, что общаясь с Савинковым, Смысловский все-таки действовал в интересах генерала Пермикина, который был согласен выступить на фронт только для соединения с войсками генерала Врангеля. Борису Алексеевичу приходилось учитывать позицию своего командования, несмотря на симпатии к главе РПК. Но главным, пожалуй, было другое: Смысловский был связующим звеном между Савинковым и Пермикиным. Возможно, благодаря его совету командующий армией принял решение об участии в походе против большевиков, но не вместе с генералом Булак-Балаховичем, на чем настаивал Савинков, а самостоятельно.

Впрочем, три десятка лет спустя Б. С. Пермикин, видимо, попав под «очарование» сплетен и небылиц, распускаемых завистниками и недругами о Смысловском, также решил «блеснуть красноречием»: «Назначенный [мной] полковник X. [Смысловский на тот момент был штабс-капитаном, а не полковником, и не носил псевдоним «Хольмстон», который он получил в вермахте; по этим фразам уже видно, что свои воспоминания Пермикин писал после Второй мировой войны, в 1950-х гг., когда Смысловского обильно поливали грязью некоторые опустившиеся в эмиграции индивиды. — Примеч. авт.] начальником нашей контрразведки на мой вопрос: каких результатов он достиг? дал мне очень подробные сведения о красных частях нашего района. Я эти сведения имел от начальника польского Генерального штаба генерала Розвадовского. Сведения начальника нашей контрразведки со сведениями Розвадовского не совпадали [заметим, что в военной разведке вообще нередко бывает, что сведения, предоставленные агентами, часто бывают субъективными, даже дезинформативными, и далеко не всегда совпадают. — Примеч. авт.]. На мой вопрос, откуда у него эти сведения, он мне сообщил, что он их получил от целой сети агентов, оставленных у красных еще при Деникине, и что он с ними связался. На мое желание переговорить хотя бы с одним из его агентов, после целого ряда моих вопросов, мой начальник контрразведки скрылся [желание Пермикина встретиться хотя бы с одним агентом весьма наивно, поскольку агентура находилась на территории, занятой РККА; также непонятно, куда мог «скрыться» Смысловский. — Примеч. авт.]» ^[75].

В октябре 1920 г. части 3-й Русской армии были переброшены на Украину, где действовали вместе с УНА (около 10 тыс. человек). Поначалу армиям Пермикина и Петлюры сопутствовал успех, они захватили значительную территорию и путем жестоких методов начали очищать ее от советской власти. Однако вскоре им пришлось столкнуться с частями 4-й и 16-й армий РККА. Понеся немалые потери (до 25 % личного состава), «пермикинцам» пришлось отойти в Польшу (в составе до 10 тыс. штыков и сабель), где по решению правительства Юзефа Пилсудского они были интернированы в лагерях (Торн, Остров-Ломжский, Тухоль и др.) ^[76].

Хотя русские солдаты и офицеры находились в изоляции, они жаждали продолжения борьбы. Савинков, возглавивший к тому моменту новую организацию — Русский эвакуационный комитет (РЭК), оказывал им материальную помощь, отмечая в письмах к представителям французского правительства совершенно ужасные условия, в которых держали интернированных: в лагерях началась эпидемия тифа, катастрофически не хватало чистого белья, обуви, мыла. Температура в бараках доходила до нуля градусов, обеспечение продуктами было недостаточным и неравномерным.

Вместе с тем, Савинков не отказался от идеи объединить все антибольшевистские силы под своим началом, с чем генералы 3-й Русской армии не соглашались. В январе — феврале 1921 г. Савинков устроил чистку кругов высшего командования. Со своих постов были сняты генерал-лейтенант Б. С. Пермикин, генерал-лейтенант граф А. П. Пален, генерал-майор Л. А. Бобошко, полковники Рогожинский и Саулевич, а также офицеры штаба. Объясняя причины, толкнувшие его на увольнение указанных офицеров, Савинков, дававший отчет руководству польского генштаба, обвинял высший командный состав в германофильских и антипольских настроениях, в незаконной растрате подотчетных денежных средств. Среди причин Борис Викторович также указывал на расхождение во взглядах с армейским генералитетом, нежелание последнего действовать совместно с войсками генерала Булак-Балаховича, неподчинение РЭК, что в конечном итоге привело к срыву всех намеченных мероприятий.

Весной 1921 г. началось расформирование 3-й Русской армии. Штабс-капитан Смысловский, как и другие офицеры, был уволен. Гражданская война для Бориса Алексеевича закончилась. Пытаясь разобраться в том, почему Белое движение потерпело неудачу, Смысловский позже пришел к таким выводам:

«Армия шла без идеологическо-политической души, а главное командование воевало без конкретной формулировки государственно-стратегических целей войны. Забыт был масштаб всеобъемлющей государственной стратегии. Был оперативный расчет на количество полков и дивизий, орудий и пулеметов. Был разработан план операций. Была идея маневра. Была военная подготовка, но не было расчета на психологию бойца, пробивающегося к Москве сквозь революционную гущу красноармейских масс своего же народа. Не было расчета на усталость несменяемого на фронте офицера, на пропаганду по разложению казаков и мобилизационного солдата, на шпионаж, диверсию, партизанщину, а главное — не приняты были во внимание законы бушующей революции» ^[77].