Ева была безупречна во всем. Каждая линия ее тела, каждый изгиб… Небесная, дивная гармония. Наверное, бог, когда лепил ее, знал, что из его рук выйдет само совершенство.
* * *
Ива в сумерках сгребала граблями сухие листья на аллее, ведущей к дому. «Вот и август кончается… Господи, как быстро лето промелькнуло!»
От ворот позвонили.
Ива прислонила грабли к дереву и побежала открывать.
– Даниил! – сдержанно обрадовалась она гостю. – Проходи…
Ей очень хотелось броситься ему на шею, но, как и четыре года назад, с момента их знакомства, Ива не могла побороть свою застенчивость.
– Ты из города? Хочешь что-нибудь перекусить? Я испекла твой любимый яблочный пирог…
– Нет, Ива, спасибо. Я пришел с тобой поговорить.
На Михайловском был темно-синий легкий свитер, потертые джинсы, кроссовки. «В архиве был. Если бы ездил в издательство, то надел бы костюм…» – сделала Ива умозаключение.
Они сели на веранде. Ива зажгла свет, начала торопливо протирать стол, на котором до того чистила яблоки. В этом году с яблоками проблем не было, их уродилось больше обычного…
– Да погоди ты, сядь! – Михайловский нетерпеливо схватил Иву за руку. – Тут такое дело…
– Какое? – спросила она. – Откопал что-нибудь интересное в старых документах?
– Да. То есть нет… Ива, я собираюсь жениться. Ты должна знать.
В первый момент Ива обомлела – о таком счастье она даже не мечтала, но потом у нее мурашки побежали по спине. С чего она взяла, что Михайловский собирается жениться на ней?..
– Кто она?
– Это неважно. Но ты ее знаешь. Ты, Ива, мой друг. Ты даже больше, чем друг. Пожалуйста, не осуждай меня.
– Это Ева? Это Ева, да? – стараясь держать себя в руках, спросила она.
– Да.
Короткое слово прозвучало словно приговор. «Спрошу я стул, спрошу кровать: «За что, за что терплю и бедствую?» «Отцеловал – колесовать: другую целовать», – ответствуют…» – почему-то мелькнули в голове строчки стихотворения Цветаевой.
– Почему ты мне говоришь об этом?
– Ты знаешь, почему. Я не хочу тебя обманывать, – тихо ответил он.
«О, какое благородство!..» – мелькнула у Ивы в голове ироническая мысль. Она сжала кулаки, потом быстро разжала и сказала уже почти спокойно, даже доброжелательно:
– Послушай, Даниил, тебе не кажется, что это слишком скороспелое решение? Ведь не прошло еще… В общем, вы же совсем недавно с ней познакомились! И ты решил жениться?.. Ты?
– Представь себе.
– Наверное, это была ее идея? – кусая губы, улыбнулась Ива.
– Формально – да. А теперь я уже боюсь, что она передумает.
– Разве обязательно жениться?
– Да. Я должен любым способом удержать ее. Конечно, брак – это еще не гарантия, что Ева останется со мной, но все равно…
– Ох, Даня, Даня… Ты не думаешь о том, что когда-нибудь очень пожалеешь об этом своем решении?..
– Думаю. Но мне все равно.
– Ты… ты любишь ее?
– Я не знаю. Слишком быстро все… – Михайловский потер виски. – Помнишь, ты пригласила ее к себе, сюда? Так вот, как только я увидел Еву, с первого взгляда – я почувствовал нечто странное.
– Любовь с первого взгляда? – снова усмехнулась Ива. – Да разве она существует?..
– Нет, это не любовь с первого взгляда, это было что-то другое. Я увидел Еву и понял, что это – она. Она. Что мы каким-то образом связаны, и противиться всему этому бесполезно. Будь что будет, мне все равно.
– Ох, Даня… – Ива отвернулась, боясь, что Михайловский увидит слезы в ее глазах. Но тот мрачно разглядывал деревянный стол перед собой.
– Прости меня.
– За что?
Вместо ответа он взял ее руку и поцеловал. Потом встал и быстро ушел. Когда Ива осталась одна, силы окончательно ее покинули. Ноги подкосились, и она упала на колени, уперлась лбом в деревянный настил. Все почти как тогда, четыре года назад… Он сначала подарил ей свою любовь, а потом отнял. Все как тогда… Только в этот раз он не успел ее подхватить.
Ива не знала, что может быть так больно. Она застонала сквозь стиснутые зубы, а потом перевернулась на спину и стала биться затылком об пол. Она рвала на себе волосы, потом разодрала блузку. Кажется, она кричала… Ива собой не владела – как и тогда, в первую их ночь.
Эта боль была настолько невыносима, что Ива вскочила и принялась лихорадочно искать нож, которым она чистила яблоки. Схватила его и размахнулась, целясь лезвием в то место, где, по ее расчетам, должно было быть сердце.
И только в последнее мгновение вдруг опомнилась.
– Мама, что же я делаю… – в ужасе прошептала Ива и отшвырнула от себя нож. Она побежала к телефону, чтобы позвонить матери, сняла трубку с рычага. Потом представила, что именно ей скажет мать, и решила не звонить.
Но поговорить с кем-то было надо, необходимо, чтобы кто-то все-таки выслушал ее… Кто угодно!
Ива быстро переоделась, пригладила щеткой волосы, густо напудрилась и выскочила на улицу.
Было полутемно, вдоль высоких заборов горели фонари, где-то, в одном из дворов, разливалась музыка и тянуло дымком от шашлыков. Нет, не туда…
Ива побежала вдоль своего участка, потом мимо участка Михайловского, а напротив бывшей дачи Голышкиной вдруг остановилась как вкопанная. За металлическими прутьями ограды сквозь листву было видно, что в окнах дома горит свет. В этом доме теперь жил Толя Прахов, двоюродный брат Михайловского. С этим Толей Ива всего пару раз успела переговорить, она почти не знала этого человека – Михайловский до переезда Прахова их с Ивой не знакомил, но сейчас увидела в нем свое спасение. Уж он-то ее точно выслушает!
Она надавила на кнопку звонка.
– Кто там? – спросил ее мягкий голос по переговорному устройству.
– Толя, это я… Это Ива Туракина, твоя соседка!
– Ива? Проходи…
Загудел зуммер, открывая калитку. Ива побежала по аллее к дому. На крыльце уже стоял Толя Прахов – в клетчатом шерстяном жилете на меху, отороченных мехом войлочных туфлях.
– Скорее в дом… такие ночи холодные стали! – пожаловался он. – Что случилось-то? Коньячка, может быть?..
В доме у Праховых было тепло, горел камин, на обшитых деревом стенах играли красные сполохи. Толя достал из бара большой резной флакон из хрусталя, плеснул его содержимое в стакан.
Ива выпила, даже не почувствовав вкуса коньяка.
Толя Прахов серьезно смотрел на нее голубыми глазами, светлые вьющиеся волосы стояли торчком над лысеющим лбом, точно пружинки.
– Он меня бросил, Толя! – пожаловалась Ива почти незнакомому человеку.