Однако здесь она могла называть себя кем угодно. По крайней мере, в ближайшие две недели.
– Me llamo Sunny.
Хавьер рассмеялся и указал пальцем на небо:
– Como el sol? Que bonita!
[51]
Санни недоуменно пожала плечами. Ей было трудно разговаривать с незнакомцами даже на родном языке, не говоря уже об испанском. Она толкнула дверь магазина, и до ее ушей тут же донесся нежный перезвон китайских колокольчиков. В отцовском магазине тоже были китайские колокольчики, только они звенели еще громче.
Ее мама – мама! – работала с клиенткой, приземистой женщиной со скрипучим голосом, которая ковырялась в сережках, выложенных на прилавке, с таким видом, будто те нанесли ей личную обиду.
– Это моя дочь Санни, – сказала Мириам. Женщина перегораживала своей тучной комплекцией выход из-за прилавка, не давая ей подойти к дочери и обнять ее, как она, очевидно, хотела. Она ведь правда хотела обнять ее, верно? Посетительница мельком взглянула на Санни и снова принялась мучить ювелирные изделия. Украшения, казалось, блекли от ее прикосновений, темнели и гнулись в ее короткопалых ладонях. Интересно, когда Санни перестанет смотреть на незнакомых людей под таким углом? Когда перестанет заострять внимание на чужих недостатках и пытаться обернуть их себе на пользу? От этой женщины, очевидно, для нее не было бы никакого толку.
– Она, должно быть, пошла вся в отца, – заметила посетительница, и Санни тут же вспомнила, как вылила баночку колы на голову миссис Хеннесси из газетной редакции. Если она о чем и сожалела, так это о том, что была слишком мягкой по отношению к той старой карге. На самом деле это был один из самых ярких моментов ее жизни. Ей стоило рассказать эту историю маме по пути в Куэрнаваку. Если подумать, это была почти единственная забавная история, которой она могла поделиться. Почти все остальные обязательно довели бы их обеих до слез.
Санни немного нервничала, опасалась, что ей не о чем будет разговаривать с матерью, но все оказалось гораздо проще, чем она ожидала. На поезде в Мехико они начнут обсуждать Пенелопу Джексон, которую до сих пор не нашли. К счастью, она перестала пользоваться кредитками Санни спустя двое суток после приезда в Сиэтл. К тому времени как они пересядут на автобус в Куэрнаваку, Мириам наберется смелости и спросит дочь, действительно ли, по ее мнению, Пенелопа убила Тони.
– Да, – ответит Санни, – но не из-за денег, которые она надеялась получить после его смерти. Она определенно способна на убийство. У нее злой взгляд… мам. Я боялась ее. Едва увидев Пенелопу на пороге своего дома, я поняла, что лучше делать все так, как она скажет.
Затем речь зайдет о детективе Уиллоуби, который продолжал писать Мириам по электронной почте. В своих письмах он недвусмысленно выражал ей свое намерение приехать в Мексику, чтобы поиграть в гольф, и спрашивал, есть ли хорошие курсы неподалеку от Сан-Мигель-де-Альенде. Мириам скажет, что не хочет давать ему повода, но Санни подумает, что оно того стоит. Ничего страшного ведь не случится, верно?
Только через несколько дней после приезда в «Лас Мананитас», когда они будут сидеть с напитками посреди лужайки, где по-прежнему расхаживали белые павлины, и наслаждаться лучами заходящего солнца, Санни наконец осмелится задать вопрос, который уже долго ее мучил:
– Как думаешь, это правда? То, что сказала Кэй, – якобы в беде выявляются все сильные и слабые качества отдельной личности или семьи в целом?
– Хочешь спросить, – ответит Мириам, – ты ли виновата в том, что мы с твоим отцом развелись? Санни, дети никогда не бывают виноватыми в проблемах взрослых. На самом деле ваше исчезновение, наоборот, отсрочило мой уход. Я тогда уже долгое время была несчастна.
– В том-то и дело, – скажет ее дочь. – Оглядываясь назад, – тогда, когда меня не было с вами, – я думала, что у нас была счастливая семья и что с моей стороны было глупо желать чего-то большего. Помнишь, как мы нашли игрушечную посудку под деревьями и кустами в саду? Помнишь, как папочка купил две книги «Там, где живут чудовища», а затем разорвал у одной из них переплет и обклеил страницами комнату Хизер, так что на ее стенах была вся история Макса и его путешествий? Дом на Алгонкин-лейн казался мне чем-то неземным, а для тебя он был тюрьмой. Так что кто-то из нас двоих ошибается.
– Не обязательно, – возразит ей Мириам. – Кстати, это я обклеила комнату Хизер страницами из книги. Но если бы я тебе об этом не рассказала, разве твои воспоминания изменились бы? Или отец меньше бы тебя от этого любил? Я так не думаю.
Наконец, когда окончательно стемнеет, когда они уже не смогут видеть лица друг друга, а сад опустеет – по крайней мере, им покажется, что они на лужайке одни, – Мириам и Санни снова примутся обсуждать Стэна Данхэма.
– Отец поступил бы точно так же, – скажет Мириам, – если бы ты или Хизер сделали что-то подобное.
– Я и так сделала… – возразит Санни, но мать не захочет ее слушать.
– Такова природа всех… большинства родителей. Они пытаются защитить своих детей, исправить их ошибки. Дети могут быть счастливы, когда у их родителей проблемы, но ни один родитель не будет счастлив, если с его ребенком что-то не в порядке.
Санни прокрутит эту фразу в голове еще несколько раз. Придется поверить Мириам на слово. Если это правда, то Санни была не готова стать матерью. Ей не было особого дела до детей. Честно говоря, она их недолюбливала, словно они украли основную часть ее жизни, хотя Санни понимала, что это неправильно. Это она крала имена и жизни маленьких девочек, не доживших до второго класса.
– И все же, я думаю, твой отец никогда не причинил бы людям столько боли, сколько Данхэм причинил нам, – скажет Мириам. Говоришь, он был добр к тебе, и я ему за это благодарна. Но я никогда не прощу его за то, что он сделал с нами.
– Меня ведь ты простила.
Для Санни это была рана, которую она непрерывно расцарапывала, как ту воспалившуюся ранку после прививки.
– Санни, тебе было всего пятнадцать. Мне не за что тебя прощать. Я ни в чем тебя не виню. И отец, будь он жив, тоже не винил бы тебя в смерти Хизер. Я в этом уверена.
– А Хизер бы винила.
К недоумению Санни, Мириам рассмеется.
– Может, и так. Обидчивость и скупердяйство дружно сосуществовали в Хизер с самого рождения. Но, думаю, даже она поняла бы, что ты не хотела причинять ей зла.
Один из павлинов вскрикнул в ночи почти человеческим голосом. Хизер дает о себе знать? Санни никогда не была уверена в том, что сестра простила бы ее, как в то хотела верить их мать.
Но обо всем этом они будут говорить позже, когда останутся наедине в Куэрнаваке. Пока же они находились в магазине и до сих пор едва знали друг друга. Внезапно Мириам скорчила рожу поверх головы своей капризной посетительницы – высунула язык и закатила глаза. «Такое же лицо делаю я, – подумала Санни, – когда кто-нибудь скачивает на рабочий компьютер какую-то ерунду, из-за которой летит вся система, а мне приходится все исправлять».