О чем молчат мертвые - читать онлайн книгу. Автор: Лаура Липман cтр.№ 31

– Твоя мать была канадкой? – тупо повторила Кэй. – Но она жива, Хизер. По крайней мере, так считает тот детектив. Еще пять лет назад она точно жила где-то в Мексике. Сейчас они пытаются ее разыскать.

– Моя мама… жива? – Всплеск эмоций на лице пациентки был необычайно прекрасен, как сильный ливень, разразившийся посреди летнего солнечного дня. Салливан никогда не видела, чтобы радость и печаль в крайних своих состояниях пытались сосуществовать в одном месте. Она понимала радость лежащей перед ней женщины. Вот перед ней сидела Хизер Бетани, которая столько лет считала себя сиротой, у которой не было ничего, кроме имени и истории своей жизни, смахивающей на повесть из бульварной газеты. А теперь оказывается, что ее мать жива. Она не одна.

И все же в ее лице читались гнев и сомнение.

– Ты уверена? – требовательно спросила Хизер. – Говоришь, она жила в Мексике пять лет назад, но уверена ли ты, что она жива до сих пор?

– Детектив, кажется, уверен, но ты права, они ее еще не нашли.

– А если все-таки найдут…

– То, скорее всего, приведут сюда, – медленно произнесла Глория, пристально уставившись больной в глаза. Этот взгляд напомнил Кэй заклинателя змей, если, конечно, можно представить себе раздраженного заклинателя змей в помятом вязаном костюме. – И как только она здесь окажется, они захотят сделать тест на совпадение ваших ДНК. Понимаешь, к чему все это приведет?

– Я не вру. – Хизер сказала это скучающим голосом, как бы намекая, что ложь была бы только напрасной тратой сил. – Когда они ее сюда приведут?

– Зависит от того, как скоро ее найдут и что ей скажут. – Бустаманте повернулась к Кэй. – Хизер может остаться в больнице, пока, скажем, не найдется ее мать? Уверена, она с радостью приютит ее.

– Это невозможно, Глория. Она должна уехать сегодня. Администрация выразилась по этому поводу очень четко.

– Ты только играешь полиции на руку. Если она окажется на улице, без плана действий и без какой-либо помощи, они отправят ее в тюрьму…

Хизер застонала нечеловеческим голосом.

– Как насчет Дома милосердия? – спросила адвокат. – Она могла бы поехать к ним.

– Это приют для женщин, которых избивают мужья, – возразила соцработница. – И мы обе с тобой прекрасно знаем, что у них там и без того народу хватает.

– После всего, что мне пришлось пережить, – сказала Хизер, – неужели я ничего не заслуживаю?

– Прошло ведь уже тридцать лет, верно? – Кэй вдруг почувствовала непреодолимое желание узнать, что именно случилось с этой женщиной. – Я не думаю, что…

– Ладно, ладно, ладно, ладно, ладно. – Несмотря на то что в ее словах прозвучал намек на согласие, пациентка яростно покачала головой, встряхнув яркими белокурыми волосами. – Я все расскажу. Я все тебе расскажу, и ты наконец поймешь, почему мне нельзя в тюрьму.

– Только не в присутствии Кэй! – скомандовала Глория, но Хизер завелась, и ее было уже не остановить.

«Она даже не понимает, что я все еще здесь, – подумала Салливан. – Или понимает, но ей все равно». Доверие или безразличие, уверенность в ее честности или лишнее напоминание о том, что Кэй для нее никто?

– Это был полицейский, – говорила больная. – Он подошел ко мне и сказал, что что-то случилось с моей сестрой и что я должна пойти с ним. Я пошла. Вот так он нас двоих и украл. Сначала ее, потом меня. Он запер нас в кузове своего фургона и увез.

– Мужчина в костюме полицейского, – поправила ее Глория.

– Нет, именно полицейский, прямо отсюда, из Балтимора. У него был значок и все такое. На нем тогда, кстати, даже не было формы, но они ведь ее не всегда носят. Майкл Дуглас и Карл Молден из сериала «Улицы Сан-Франциско» не носили форму. Так вот, тот полицейский сказал пойти с ним, что все будет хорошо, и я поверила ему. Эта была моя самая большая ошибка. Я доверилась ему, и это разрушило всю мою жизнь.

На этом последнем слове – «жизнь» – эмоции, которые женщина долго сдерживала, прорвались наружу, и она разрыдалась, причем с такой силой, что адвокат в растерянности отодвинулась от нее, не зная, что делать. Кэй обошла Глорию и осторожно обняла Хизер, пытаясь не задеть временную шину на ее левом предплечье.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказала она. – Мы найдем тебе место пожить. У меня есть знакомые, они сейчас в отпуске. В крайнем случае ты сможешь пожить пару дней у них.

– Только не в полицию, – выдавила из себя Хизер сквозь слезы. – Только не в тюрьму!

– Ну конечно, – сказала Салливан и вопросительно посмотрела на Бустаманте. Согласна ли она с ее решением? Но Глория улыбалась торжествующей, самодовольной улыбкой.

– Вот теперь, – адвокат провела языком по нижней губе, – теперь нам есть от чего оттолкнуться.

Еще одна ночь. Все говорили ей, что она должна была уехать сегодня, но она вырвала у них еще одну ночь, что только доказывало ее теорию: все лгут, причем постоянно. Еще одна ночь. Много лет назад она слышала ужасную попсовую песню с таким названием. По сюжету отвергнутый любовник умолял свою возлюбленную подарить ему еще одну ночь. Вообще, если подумать, то подобные мотивы в поп-музыке не редкость. «Поцелуй меня утром. Я не могу заставить тебя полюбить». Хизер никогда этого не понимала. В юности, когда она еще пыталась устроить свою личную жизнь – и, как ни удивительно, снова и снова терпела неудачу, – парни бросали ее спустя всего несколько месяцев, будто чувствовали исходящий от нее запах гнили и смерти, будто видели отпечатанный у нее на теле срок годности и понимали, насколько испорченной она была. В любом случае, когда молодой человек ее бросал, меньше всего на свете ей хотелось провести с ним еще одну ночь. Иногда она швыряла все, что попадалось под руку, иногда плакала, иногда облегченно смеялась, но никогда не умоляла провести вместе еще одну ночь или поцеловать ее утром. Как ни крути, это был бы всего лишь секс из жалости. Должна же оставаться у человека хоть капля гордости.

Хизер спустилась с кровати. Все болит, и тело уже поняло, что на левую руку рассчитывать нельзя и правой придется пока служить за двоих. Удивительно, как быстро организм подстраивался под перемены – гораздо быстрее, чем разум. Женщина подошла к окну, отодвинула занавеску и выглянула на улицу: парковка, а вдали – смазанный городской пейзаж, нескончаемый поток машин, движущихся по девяносто пятому шоссе. «К окну подойди, сладкий ночной воздух вдохни» – крутилась у нее в голове строчка из стихотворения. Результат трудов монахинь, считавших, что заучивание поэзии – это лучший способ развить ум. Шоссе было совсем рядом, не больше мили от больницы. Хизер могла бы добраться до него, остановить первую попавшуюся машину и доехать на ней до дома. Нет, это будет уже второй ее побег. Придется держаться до конца. Но как?

Ее беспокоила вовсе не ложь. Врать она умела. Под угрозу ее ставили кусочки истины. Хороший лжец должен использовать как можно меньше правды, потому что она подводит куда чаще, чем ложь. Еще в те годы, когда ей приходилось часто менять имена, она научилась придумывать себе абсолютно свежий образ, никак не связанный с прошлым. Но риск попасть в тюрьму, так же как и возможный арест прошлой ночью, выбили ее из колеи. Ей ведь нужно было что-то им сказать. К счастью, ее накрыла волна вдохновения, и она придумала того полицейского, да еще и Карла Молдена приплела. Ведь лишние и незначительные детали заставляют даже самых скептически настроенных людей поверить тебе. Но Карл Молден однозначно не был им нужен. Теперь они стали бы требовать от нее имя «похитителя», и ей пришлось бы что-то сказать, выдать кого-то.