Эмиль Гилельс. За гранью мифа - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Гордон cтр.№ 55

Известий из-за океана ждали с беспокойством — оправдает ли Гилельс доверие, выполнит ли свою миссию — прорвать блокаду, повернуть Америку лицом к нам, по крайней мере, — к нашему искусству…

Это сегодня поездка в Америку превратилась в дело чуть ли не будничное, во всяком случае, весьма доступное, но тогда…

Отлично помню свои волнения: как он там? Выдержит ли? — ведь кругом враги…

С тех пор минуло не одно десятилетие, многое доподлинно известно, и говорить сейчас о том, с каким триумфом прошли гастроли Гилельса, значит безнадежно повторяться и топтаться на месте.

«Ни одно американское путешествие русских музыкантов прошлого, — констатирует Хентова, — не имело такого широкого и бурного отклика, как путешествие Эмиля Гилельса». Нетрудно назвать этих музыкантов: Антон Рубинштейн, Анна Есипова, Василий Сафонов, Сергей Прокофьев…

Выразительно обрисовал «гилельсовскую ситуацию» тех лет А. Демченко: «Последним барьером на пути к глобальному престижу оказались Соединенные Штаты Америки… С тех пор его постоянно именуют гениальным, великим» (выделено А. Демченко. — Г. Г.).

Начинать в Америке Гилельсу предстояло в Филадельфии — с симфонического концерта. Он намеревался сыграть в один вечер Третий концерт Бетховена, Третий — Рахманинова и Третий — Прокофьева. Какая программа! Дирижировать должен был долголетний бессменный руководитель Филадельфийского оркестра знаменитый Юджин Орманди. Он был близким другом Рахманинова, часто играл с ним; первый исполнил «Симфонические танцы» — Рахманинов посвятил их Орманди и Филадельфийскому оркестру. (На репетиции Рахманинов сказал оркестрантам: «Некогда я сочинял для великого Шаляпина. Теперь он умер, и я сочиняю для артиста нового рода — для Филадельфийского оркестра».) Как пройдет первая встреча с таким музыкантом? Поймут ли они друг друга?

К счастью, у нас есть «свидетельские показания»: жена Гилельса Фаризет (русская «транскрипция» ее осетинского имени — Ляля Александровна) делала в блокноте сиюминутные записи для себя — в них живые подробности, которые могли быть известны только ей. (Я позволил себе кое-где изменить знаки препинания или поставить их там, где они вовсе отсутствуют.)

Начнем чуть раньше:

«1 октября [Нью-Йорк]. Утром позавтракали, пошли в Карнеги [концертный зал „Карнеги-холл“] смотреть рояль. Зашли в фирму „Стейнвей“. У входа огромный Милин портрет, в вестибюле аллегорические картины, Мендельсон „Сон в летнюю ночь“, Берлиоз, Рубинштейн, живопись маслом. Бюст Рахманинова работы Коненкова. Сопровождает нас потомственный представитель фирмы. Отец его — основатель фирмы. Переговоры с „Колумбией“. Телеграмма от Юджина Орманди. Русский ресторан (замечу: Гилельс не занимается. — Г. Г.)

2 октября. Миля чувствует себя неважно. Кружится голова. Насморк… В поезде по дороге в Филадельфию журналист из журнала „Таймс“ берет интервью, очень корректно. По этой же дороге в экспрессе брал интервью у Рахманинова, рассказывал о нем очаровательные подробности и мечте о Русском хоре. Приехали. Вокзал „Пенсильвания“. Немного похоже на Европу… отель „Барклай“. Пришел инспектор оркестра, который передал приглашение от Орманди».

Вот теперь главное:

«У Орманди (первая встреча). Орманди немного лысый. Волосы с явной „рыжинкой“; встретил тепло, с большим вниманием. Страшно подвижный, заметно хромает. Гостиная. Новая живопись. Фотография Тосканини (вдвоем). Говорит очень оживленно по-немецки. Очень предупредителен. Портрет Нины Кошиц на стене. Передал письмо от Браиловского из Женевы, полное восхищения перед Милей. Орманди просил Милю выступить в Вашингтоне. Миля сел за рояль, он стал рядом. Миля сыграл только тему Третьего [концерта]

Рахманинова, как он преобразился, немного уточнили темпы… Как-то сразу возник музыкантский контакт. Орманди не скрывал своего восхищения… Миля не смущался, оба с удовольствием „прошлись по партитуре“, Миля играл вдохновенно, по-юношески запальчиво, прекрасно… Оркестровое вступление с эмоциональным взрывом в финале Орманди, дирижируя, пропел. Миля за роялем „продирижировал“ этот эпизод, сыграли до конца. Орманди ошеломлен… вообще он страшно нервен… совсем другими глазами смотрит на Милю… Первый раз я услышала слово „грейт“ (англ. — великий. — Г. Г.) и полюбила это слово, я была счастлива, когда Милю „определяли“ этим словом»!

Но здесь же выяснилось: Орманди, по каким-то своим соображениям, хочет, чтобы Гилельс дебютировал Первым концертом Чайковского — и попросил его об этом. Такая замена, разумеется, была не так уж просто осуществима, тем не менее Концерт Чайковского всегда был у Гилельса наготове, «в руках», и он согласился. (Концерты Бетховена и Рахманинова он сыграет чуть позже.) Определенный риск в этом был: Концерт «на слуху» в Америке (кстати, его первое исполнение Гансом Бюловом состоялось именно в Америке) — в начале двадцатых годов его играл Рахманинов, затем — Горовиц, Иосиф Левин, Артур Рубинштейн, да и почти никто из приезжавших гастролеров не обходился без него; сравнения должны возникнуть неизбежно. Но Гилельс не опасается, — и он выдержал любые возможные аналогии.

Назавтра после встречи с Орманди, 3-го октября, — первое гилельсовское выступление в Америке. С Концертом Чайковского.

И вот — «Маленькая с дощатым полом, душная и крошечная комнатушка, — продолжаю цитировать путевой блокнот, — артистическая города Филадельфии (!), откуда Эмиль Гилельс ушел на неведомую толпу. „Неведомый Русский!“ И возвратился победителем… После концерта реакция публики похожа на стадион во время национальной игры „Регби“, свист, рев толпы мощной и восторженной — им, казалось, нет конца. Все газеты разбросали шапки названий и эпитетов. „Первый советский музыкант, покоривший Америку!“ Но среди восторженных восклицаний сразу появилось слово „грейт“ — великий, большой… Зал ответил не овацией, а буквально восторженным ревом, исходившим почти из трех тысяч глоток» и т. д. и т. п.

Но это было только начало. На следующий день — 4-го октября — Нью-Йорк, Карнеги-холл. Повторение филадельфийской программы.

В день концерта Гилельс получил телеграмму:

Корреспондент журнала «Огонек» сообщала в Москву:

«Свой первый концерт в Нью-Йорке советский пианист Эмиль Гилельс давал в Карнеги-холле с Филадельфийским оркестром под управлением Евгения [Юджина] Орманди. Этим концертом открывался нью-йоркский сезон 1955/56 годов.

У входа в концертный зал… каждого прибывающего встречали вопросом: „Нет ли лишнего билета?“

Билеты на все концерты Гилельса были проданы еще до того, как советский пианист прибыл в Соединенные Штаты.

Среди людей, переполнивших зал, было немало профессиональных музыкантов.

На эстраде появился Эмиль Гилельс. Партер вежливо молчал. Аплодировала главным образом галерка. Впрочем, завсегдатаи Карнеги-холла не щедры на авансы. Но вот прозвучали последние аккорды концерта, несколько секунд в зале стояла тишина, а потом люди бросились к эстраде.