Черчилль. Биография - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Гилберт cтр.№ 313

Черчилль говорил три четверти часа. «Его энергия, – отметила Sunday Times, – остается на высшем уровне, что он столь блистательно продемонстрировал». Газетчики не знали, что Черчилль окончательно решил оставить свой пост. На второй день дебатов, отвечая на критику того, что в вопросе водородной бомбы Британия пошла на поводу у Соединенных Штатов, Черчилль поразил палату, впервые публично упомянув о своем инсульте. «Я был абсолютно готов отправиться на встречу с президентом, – сказал он, вспоминая первые месяцы 1953 г. – Однако меня настигло совершенно неожиданное заболевание, которое меня полностью физически парализовало. Вот почему мне пришлось от этого отказаться».

Через шесть дней, 8 марта, ужиная с Иденом на Даунинг-стрит, Черчилль подтвердил, что 5 апреля, менее чем через месяц, уйдет в отставку. Через три дня ему показали телеграмму британского посла в Вашингтоне сэра Роджера Макинса. Он сообщал о предложении Эйзенхауэра встретиться с Черчиллем и Аденауэром в Париже 8 мая, в десятую годовщину победы в Европе, чтобы ратифицировать новое соглашение по безопасности, призванное заменить Европейское оборонительное сообщество. По словам посла, Эйзенхауэр также сказал, что во время пребывания в Париже он готов «изложить план встречи с русскими, чтобы снять напряженность и уменьшить риск войны».

Черчилль сначала не воспринял смысл предложения Эйзенхауэра. Перечитав телеграмму из Вашингтона и весьма пренебрежительный комментарий к ней Министерства иностранных дел, он вдруг увидел возможность осуществления своей надежды на встречу в верхах. Но 8 мая настанет более через месяц после того, как он уйдет в отставку. «Предложение Эйзенхауэра, – написал он Идену 12 марта, – следует рассматривать как возникновение новой ситуации, которая повлияет на наши личные планы». Черчиллю показалось, что он увидел свет в конце длинного туннеля. «Значимость готовности Вашингтона к встрече на высшем уровне невозможно переоценить, – пояснял он Идену. – Это важнейший факт. Мы не имеем права недооценивать его или не поддержать его. Телеграмму из Вашингтона необходимо показать кабинету министров, а пока посол должен направить «теплое послание» президенту.

Иден был сильно разочарован намерением Черчилля проявить очередную дипломатическую инициативу, не говоря уже о его желании, в связи с этим, еще месяц оставаться у руля. Вечером 13 марта, вернувшись из Чекерса, Черчилль сказал Идену, что в связи с перспективой парижской встречи, за которой последует саммит в Лондоне, он отменяет свое решение уйти в отставку 5 апреля.

В полдень на следующий день на Даунинг-стрит собрался кабинет министров, чтобы обсудить сообщение из Вашингтона. Иден настаивал, что это не означает никакого нового этапа в отношениях с Россией. Черчилль возражал. Он сказал, что придает первостепенную важность готовности Эйзенхауэра приехать в Европу с целью обсуждения плана четырехсторонней встречи с русскими. «Это, – сказал он, – новая и важная инициатива, и мы должны ее приветствовать».

Кабинет перешел к обсуждению возможности организации четырехсторонней встречи в июне, вслед за парижской встречей с Эйзенхауэром в мае. Черчилль выдвинул предложение, что встреча, на которой будут присутствовать русские, может состояться в Лондоне. Возможно, упоминание июня вынудило Идена внезапно потерять самообладание. К недоумению коллег, которые ничего не знали о том, что назначено на 5 апреля, он медленно и отчетливо произнес: «Означает ли это, премьер-министр, что наши с вами договоренности отменяются?»

Черчилль был крайне недоволен, что Иден таким образом затронул тему отставки. В ответ он невнятно заговорил о «неких национальных интересах» и о том, что «всегда об этом мечтал». Иден прервал его словами: «Я уже десять лет министр иностранных дел. Мне нельзя доверять?»

«Похоже, нам неизвестны некоторые факты», – вмешался лорд Солсбери и стал настаивать, чтобы кабинету сообщили, что происходит между Черчиллем и Иденом. Но Черчилль отказался. «Я не могу согласиться на такого рода дискуссию, – сказал он. – Я знаю свой долг, и я исполню его. Если кто-то из членов кабинета возражает – он может быть свободен».

Министры покинули Даунинг-стрит в недоумении. «Бедный кабинет. Большинство министров ничего не знает о нашей внутренней истории, и они остались озадаченными и встревоженными, – написал Черчилль Клементине. – Разумеется, как ты знаешь, на меня может повлиять только одно, и это – возможность организовать в ближайшее время встречу с Советами на высшем уровне. В ином случае я вполне готов передать ответственность. Мне показалось, телеграмма Макинса дает новый шанс, и я хочу им воспользоваться».

По иронии судьбы и случайному совпадению сразу же после заседания кабинета 14 марта Черчилль как раз вносил последнюю правку в выступление в палате по поводу предложения лейбористов вынести вотум недоверия правительству именно за недостаточность усилий по организации конференции с Советским Союзом. Предложение было внесено Эттли. К этому времени Маленкова уже сменили Булганин и Никита Хрущев. «Я прилагал максимальные усилия, – говорил Черчилль в палате, – чтобы запустить процесс организации встречи на высшем уровне и добиться реальных результатов. Хотя я затрудняюсь определить, что означают недавние изменения в советской правящей верхушке, – продолжал он, – не думаю, что они должны каким-то образом удержать нас от дальнейших попыток».

Предложение Эттли не прошло, и Черчилль был готов «прилагать усилия» для организации парижской конференции и лондонского саммита. Но через несколько часов после этого выступления на Даунинг-стрит из американского посольства пришло известие о том, что «Эйзенхауэр лично не желает участвовать во встрече с русскими». Это было правдой. 16 марта телеграмма от Макинса подтвердила, что ни президент, ни Даллес не рассматривают возможность «преждевременной» четырехсторонней встречи с русскими и лондонского саммита не будет. Для Черчилля эта новость стала ударом, для Идена – праздником: передача полномочий 5 апреля может состояться. «ПМ выглядит грустным, – записал Макмиллан 17 марта в дневнике после обеда на Даунинг-стрит. – Теперь наверняка кризис нерешительности миновал».

Миновал он не окончательно. 27 марта Черчилль узнал, что Булганин положительно отозвался о перспективе переговоров четырех держав. Через два дня на аудиенции в Букингемском дворце Черчилль сказал королеве, что думает о перенесении срока своей отставки. «Он спросил, не возражает ли она, – записал Колвилл на следующий день, – и она ответила «нет!». Через несколько дней личный секретарь королевы Елизаветы письменно сообщил Черчиллю, что королева «полностью понимает, почему 29 марта все еще остается некоторая неопределенность относительно будущего». Эта неопределенность не могла и не смогла длиться долго. 30 марта стало ясно, что, несмотря на высказывания Булганина, для проведения конференции на высшем уровне в ближайшем будущем нет реальной перспективы, тем более с учетом негативного отношения Эйзенхауэра, и Черчилль уйдет в отставку 5 апреля, как и планировалось.

30 марта в 6:30 вечера Черчилль попросил прийти Батлера и Идена. «Нас с Энтони пригласили в комнату правительства, – позже вспоминал Батлер. – Уинстон допустил промах, попросив меня сесть справа, но потом поправил себя и подозвал Энтони. Мы смотрели на Плац-парад конной гвардии. Затем Уинстон коротко произнес: «Я ухожу, преемником будет Энтони. Детали обсудим позже». Церемония окончилась. Мы вышли в коридор и обменялись с Энтони рукопожатиями».