Черчилль. Биография - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Гилберт cтр.№ 185

Черчилль еще раз попросил созвать закрытую сессию палаты общин, но получил отказ. Взамен Болдуин согласился принять лишь группу влиятельных депутатов Консервативной партии, включая Черчилля, Остина Чемберлена и Эмери, чтобы приватно обсудить оборонную политику. Встреча состоялась 28 июля. «Одна мысль преследует меня, – сказал Черчилль на этой встрече. – Пролетают месяц за месяцем, и, если мы слишком затянем с усилением обороны, завершить этот процесс мы ни при каких условиях не успеем». Он подробно и точно изложил проблему, опираясь на данные, предоставленные ему Андерсоном, Мортоном, Уигрэмом и Уотсоном-Уоттом. Говорил он о необходимости ускорить и усовершенствовать подготовку летного состава, увеличить снабжение Лондона и других городов на случай войны, защитить склады от немецких воздушных атак и более энергично, чем это делается сейчас, заняться разработкой радара – этого, по его словам, «мощного изобретения».

Сравнивая силу британских и немецких ВВС, Черчилль обратил внимание на то, какие силы и средства вкладывает Германия в подготовку личного состава, в частности в тренировку ночных полетов в боевых условиях, и отметил, что все будет зависеть от ума, смелости и твердости духа военных летчиков. По его мнению, следовало создать постоянные комиссии и принимать больше кандидатов с высшим образованием, тогда как в тот момент принималось лишь пятьдесят человек в год, что явно недостаточно.

«Где полностью укомплектованные военно-воздушные эскадрильи? – спрашивал Черчилль. – Многие наши эскадрильи не укомплектованы, значительная, если не бульшая, часть их запасного парка либо вообще отсутствует, либо лишена необходимого оборудования, а в некоторых случаях даже и моторов. Когда слышишь такое о нашей авиации и сравниваешь ее с немецкой, поневоле приходишь в замешательство».

Черчилля беспокоило многое, в частности временной разрыв между разработкой самолета и его поставками авиации, задержки в снабжении запчастями и другое. «Я должен подчеркнуть, – сказал он, – что в такой сверхтонкой области, как авиация, самолет, полностью не обеспеченный всем необходимым, практически не является самолетом. Он может числиться в ваших списках, но он не станет реальным фактором войны. Я заявляю, что положение чрезвычайное. Мы в такой опасности, в какой еще никогда не были, даже если вспомнить угрозу немецких подводных лодок в Первую мировую войну».

На второй встрече, 29 июля, Черчилль говорил о военных поставках, в том числе о боеприпасах, танках, грузовиках и броневиках, к массовому изготовлению которых, как заявил он, «должна быть готова наша промышленность, достаточно для этого гибкая».

Он был озабочен всем – нехваткой пулеметов, бомб, отравляющих газов, противогазов, прожекторов, минометов и гранат. «Поскольку Адмиралтейство, – сказал Черчилль, – по ряду позиций зависит от Министерства обороны, любая нехватка может нанести тяжелый урон военно-морскому флоту. В нынешних условиях даже два года непрерывных поставок едва ли покроют наши военные нужды. Меланхолия в таком вопросе совершенно недопустима, но она результат того, что кое-кто заложил еще во вполне мирное время. Жаловались, – продолжал Черчилль, – что страна безразлична к национальным потребностям, а профсоюзы бесполезны. Теперь же мы видим даже социалистов, голосующих против проекта бюджета. До тех пор пока правительство будет уверять народ, что ничего чрезвычайного не происходит, ситуация не изменится. Но я верю, что если будет публично объявлено о вооружении некоторых государств и, главное, если будет занята верная позиция, и эта верная позиция проявится не на словах, а на деле, то в возможностях государства сделать все необходимое. Я вовсе не имею в виду переводить страну на военное положение, но, по моему мнению, чтобы добиться прогресса, мы должны без колебаний замахнуться на 25–30 % роста по отношению к обычному уровню производства вооружений и, учитывая нынешнее время, заставить промышленность и самих себя пойти на определенные жертвы».

Черчилль не знал, что в тот же день Инскип снова запросил у правительства особых полномочий, разъяснив коллегам, что недостаток их у Министерства обороны подрывает программу модернизации всех родов войск. И снова его просьба была отклонена. Отвечая депутатам-консерваторам, Болдуин не упомянул, что Инскип добивался тех самых особых полномочий, на которых настаивал и Черчилль. Он даже не счел нужным прокомментировать доказательства Черчилля. Вместо этого он заговорил о том, какой урон понесет экономика Британии, если в мирное время ее, хотя бы наполовину, перевести на военное положение. Этот вопрос, по его словам, он обсуждал с канцлером Казначейства Невиллом Чемберленом, и оба они сочли, что «административное вмешательство в производство может отбросить экономику страны на много лет назад и нанести ей очень серьезный вред в то время, когда нам нужно полное доверие страны».

Болдуин даже высказал сомнение в существовании самой опасности, конкретно – в возможности войны между Британией и, по его мнению, «находящейся в изоляции Германией». Он спросил депутатов, готовы ли они объявить народу, что Германия вооружается для войны с Британией. «Не так-то легко, – сказал он, – когда вы на трибуне, сказать людям, какие опасности им угрожают. Я старался подготовить народ, но никогда не видел достаточно четкой черты, переступив которую имею право пугать людей. Все мы знаем, что Германия стремится на Восток. Гитлер достаточно ясно выразил это в своей книге. И надо признать, что, если она двинется на Восток, я не буду в отчаянии. Я не верю, что она пойдет на Запад, потому что Запад стал бы для нее тяжелой задачей. Я не собираюсь втягивать страну в войну с кем бы то ни было ради Лиги Наций и вообще ради кого бы то или чего бы то ни было. Есть одна опасность, которую, разумеется, вы все держали в голове: если начнется война между русскими и немцами и французы станут союзниками России в силу того ужасного пакта, который они подписали, не почувствуете ли вы себя обязанными прийти на помощь Франции? Так или иначе, если в Европе должна случиться какая-нибудь война, я предпочел бы, чтобы воевали большевики и нацисты».

После каждой встречи Болдуин предоставлял записи своих речей Министерству авиации, Адмиралтейству и Министерству обороны. Один из ответов Министерства авиации начинался прямо: «Все согласны с тем, что потенциал британского авиастроения не равен немецкому». Его меморандум подтверждал неспособность авиационной промышленности выполнить программу поставок. Меморандум Министерства обороны также выражал согласие с большинством утверждений Черчилля, касающихся военной промышленности, назвав их «безупречно точными». По вопросу национальной обороны было отмечено: «Нынешнее положение неудовлетворительно. Мистер Уинстон Черчилль высказал мнение, что колоссальные приготовления Германии к войне позволят ей осуществить первое наступление в масштабах 1918 г., благодаря чему она сможет избежать позиционной войны. Следовательно, у нас не будет передышки, которая позволит нам мобилизовать нацию, как это было в 1915 г. И хотя никто не в силах сказать, сбудется это или нет, опасность достаточно велика, чтобы можно было не принимать ее в расчет».

В августе Черчилль осмотрел оборонную линию Мажино на франко-германской границе. «Офицеры французской армии впечатляют своей серьезностью, – написал он Клементине. – Сразу чувствуешь, что сила нации – в ее армии». В середине сентября Черчилль снова был в Чартвелле. Он готовил речь, с которой по просьбе своих друзей из Министерства иностранных дел собирался выступить в Париже, чтобы дезавуировать немецкую пропаганду. В Париже он говорил о пороках тоталитаризма и достоинствах демократии. «Как мы можем выносить, – спросил он, – что с нами обращаются, как со школьниками, тогда как мы взрослые люди? Почему нам показывают парады, где десятки тысяч людей маршируют и аплодируют лозунгам, в то время как философов, учителей и писателей хватают и заставляют работать до смерти в концентрационных лагерях? Почему от нас постоянно скрывают плоды человеческого интеллекта и биение человеческого сердца? Почему, спрашиваю я, не желая покоряться всему этому, мы все же так пассивны и инертны перед лицом угрозы? Наряду с учениями товарища Троцкого и доктора Геббельса, – продолжал он, – должно найтись место и для вас, и для меня, и для некоторых других, где мы могли бы исповедовать собственные взгляды. Агрессивные действия надо оценивать не по традиционным понятиям «правого» и «левого», а по понятиям правильного и ложного. Вокруг нас большие и все время растущие угрозы, мы стоим на страже таких важных для мира ценностей, что должны, как сказано в Библии, «свергнуть с себя всякое бремя» и готовиться денно и нощно выполнить свой долг».