Мои близкие отношения с Нейратом скоро вынудили меня прекратить свою опеку Риббентропа, и это произошло незадолго до того, как достоянием гласности стал ряд неприятных фактов, касающихся его. Фрау Майснер – вдова государственного секретаря при Гинденбурге – знала его еще мальчиком, когда жила в Меце перед Первой мировой войной. Его отец был кадровым офицером, чей полк размещался в Визеле, на Рейне. Юный Иоахим был известен как самый тупой мальчик в своем классе в гимназии. Его наиболее примечательной характеристикой в детстве были амбиции и тщеславие, которых он так и не утратил. Фрау Майснер не могла поверить, что человек, поднимавшийся по ступеням нацистской партийной иерархии и становящийся специалистом в международных делах, – тот же самый человек.
Приставка «фон» к его имени была обретена путем покупки. Одной из странных черт Веймарской республики было то, что она не упразднила дворянства и титулов. Стало вполне законным сменить свое буржуазное имя, если сумеешь уговорить какого-нибудь бездетного аристократа усыновить тебя. Риббентроп, который в 1920 году женился на богатой наследнице фирмы Хенкеля, выпускавшей шампанское, отыскал одного престарелого бедного родственника, который согласился послужить этой цели. В 1920-х годах он и его жена переехали в энергичное и остроумное берлинское общество, в котором выделялся ряд богатых еврейских банкирских семей. Риббентроп получил кредит у Герберта Гутмана из Дрезднер-банка, который использовал для создания фирмы, специализирующейся в импорте и экспорте дорогих вин и спиртных напитков. То ли случайно, то ли нарочно торговая марка этой фирмы, составленная из инициалов ее наименования, всплыла в неудачной форме «Импогрома». Зимой 1933 года, после того как Гитлер пришел к власти, когда Риббентроп натолкнулся на Гутманов на концерте Фуртвенглера в Берлине, он сделал вид, что их не замечает.
Риббентроп был единственным человеком, ставшим ведущим членом партии, который имел значительные личные средства. Первым его знакомым в движении, возможно, был граф Гельдорф – руководитель берлинских штурмовых отрядов CA. Будучи тщеславным и амбициозным человеком, он скоро навязался в знакомые Герингу, по настоянию которого состоялось знаменитое совещание на вилле Риббентропа в берлинском пригороде Далем между Гитлером, Папеном и Оскаром фон Гинденбургом 22 января 1933 года, которое напрямую привело Гитлера к власти. Однако его принятие в круг избранных было лишь частичным. Его всегда можно было найти во дворце президента рейхстага, занимаемом Герингом, и он вечно наживался за мой счет в фойе либо в моем офисе в отеле «Кайзерхоф». Не всегда были успешными унижающие достоинство его попытки оказаться в числе гостей за столом Гитлера.
Оружие, которым он преодолевал отсутствие у Гитлера интереса к его персоне, – неистребимое выражение угодничества. Кое-какие воспоминания о скромном военном звании его папаши навели его на мысль вести себя перед Гитлером как послушный младший офицер. К этому можно добавить его собственное полное отсутствие интеллектуального снаряжения. Он перехватывал фразы Гитлера, разукрашивал их и отпасовывал назад – вот качество, которое в конце концов полюбилось хозяину, которого себе выбрал Риббентроп. Но одним этим не объяснить его взлет к конечному посту министра иностранных дел. На самом деле он оказался выгодоприобретателем той бесконечной междоусобной войны, которая шла между главными нацистами. Гитлеру понадобилось пять лет, чтобы понять, что он может обойтись без профессиональных услуг Нейрата. В течение этого времени большинство нацистских лидеров алчно интриговали, стремясь стать преемниками. Самым опасным кандидатом, возможно, был Розенберг, но затем он настроил против себя почти всех и никогда не имел реальных шансов. Герингу хотелось бы получить этот пост, но, в конце концов, у него было так много других постов, что его неизбывный аппетит более или менее успокоился. У Геббельса тоже имелись амбиции в этом плане, но даже Гитлер должен был понимать, что физическая внешность его – крупный недостаток. Вероятно, счастливая рука в финальном назначении Риббентропа принадлежала Отто Дитриху не потому, что он испытывал какую-то особенную любовь к Риббентропу, а у него возникла такая зрелая и дикая ненависть к Розенбергу, что по тактическим соображениям он предпочел поддержать кандидатуру относительного новичка. Тот факт, что Риббентроп поздно вступил в партию, был его преимуществом, потому что он не успел запятнать себя связью с противоборствующими фракциями в партии. У него было определенное изящество и учтивость манер, по крайней мере, когда этого требовали обстоятельства, но свое раболепие в присутствии Гитлера он совмещал с невыносимой помпезностью в обществе остальных лиц. Кроме того, и это, возможно, было решающим – другие ведущие члены партии верно охарактеризовали его как посредственность и не видели в нем серьезного соперника в их конкурентной борьбе за влияние на Гитлера.
Гитлер разрешил Риббентропу создать бюро, которое конкурировало, с одной стороны, с партийной секцией иностранной политики под началом Розенберга, а с другой – с самим министерством иностранных дел Нейрата. На партийные деньги был установлен контакт с иностранными дипломатами и была создана соперничающая сеть, которая часто снабжала Гитлера более красочными отчетами о событиях за рубежом, чем те излагались в более трезвых и реалистичных отчетах МИДа. В конечном итоге Риббентроп уничтожил позиции Нейрата, надоедливо твердя при каждой возможности о необходимости для Гитлера иметь во главе МИДа такого человека, который был бы полностью надежен, обязан ему и твердо намерен внедрить среди традиционно мыслящих чиновников МИДа национал-социалистические стандарты. «Со старой командой у вас ничего не получится, – то и дело вторил он Гитлеру. – Они никогда не поймут ваших целей, и от них надо избавляться».
Было бы отнюдь не искусственным связать конечную ненависть к Англии, которая была ареной его первых дипломатических успехов в 1935 году, когда он вел переговоры по англо-германскому военно-морскому договору, с отказом членов совета принять его сына в Итон. Риббентроп был до глубины души озлоблен тем, что он счел прямым публичным оскорблением, которое никоим образом не изгладилось, когда ему было разрешено послать своего мальчика в Вестминстерскую школу. Несмотря на годы пребывания в Лондоне послом, он так и не сумел по-настоящему понять британцев, а его совершенно неправильное представление об основных силах, движущих британской дипломатией, было отнюдь не маленьким фактором, убедившим Гитлера, что он сможет обойтись какой-нибудь недорогой войной.
Риббентроп не только насмехался над неэффективностью германского МИДа, но и доставлял своему хозяину удовольствие в той же степени уничижительным отношением к германской армии. Но тому была более неприятная причина. Со временем я узнал от Нейрата, что в рейхсвере было досье на Риббентропа с деталями о том, как в сентябре или октябре 1918 года, когда германская армия отступала на восток, Риббентроп оставил свою роту без положенного на то разрешения. В то время он был лейтенантом запаса, и в обычных обстоятельствах его бы судили как дезертира и расстреляли. Революция и перемирие спасли ему жизнь. Геринг и Гитлер наверняка получили такие сведения, и это, вполне возможно, использовалось, чтобы держать Риббентропа в узде.
Геринг, конечно, процветал. Он был у Гитлера на хорошем счету, выдумывал себе все новые мундиры, чтобы появляться в них с дюжиной шляп, которые он носил, и расхаживал с важным видом по Берлину с эполетами размером с фруктовый торт. Он коллекционировал награды так, как иные люди собирают марки, и часто шантажировал своих знакомых из старых княжеских фамилий, требуя отдать большой крест, принадлежащий их родовому ордену. Князь Виндишгретц, который сильно нуждался в деньгах, был одним из таких, и он рассказывал мне, что это маленькое удовольствие стоило ему 150 фунтов. Геринг был совершенным ребенком, не дураком и не человеком, с которым можно шутить, но вполне здравым в глубине, и это был лишь фасад, и он мог сохранить свое положение, только блефуя. Он погряз в упитанной, доходной жизни, которую устроил для себя, и Гитлер понимал, что тот сделает все, чтобы удержаться за ее плоды. Когда возникала нужда в безрассудных и незаконных действиях, Гитлер знал, где найти такого человека, который сделает это для него. Мои собственные отношения с Герингом к этому времени стали остывать. Когда я был в Лондоне, занимаясь делом о клевете на меня в случае с поджогом Рейхстага, я кому-то сказал: «Геринг совсем не национал-социалист. Он – милитари-социалист, солдат удачи». Это было ему доложено и задело его за живое, к тому же многие из старых нацистов обвиняли его в этом же. «Не дай бог, я еще услышу подобное, Ганфштенгль! – пригрозил он мне. – И я разберусь с тобой!»