Пожарский - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин cтр.№ 2

Имя Козьма в ту пору — весьма редкое и даже несколько неудобное для дворянина, или вернее, для «служилого человека по отечеству», как тогда говорили. Детям государевых служильцев чаще давали иные имена: Федор, Василий, Иван, Андрей, Петр, Дмитрий, Григорий, Юрий, Семен, Михаил… За экзотического Козьму мальчика задразнили бы до умопомрачения. Зваться Козьмой для человека его круга — неудобно, почти неприлично. Поэтому всю жизнь он носил не крестильное имя, а «прозвище» Дмитрий.

Святой Димитрий Солунский пользовался большим почитанием на Руси и считался вполне «дворянским» святым. К тому же память его отмечается 26 октября. Как бы не в этот день родился мальчик, крещенный Козьмою неделю спустя… А потому имя второго небесного покровителя — Димитрия — родители с легкой душой взяли из Святцев и дали своему отпрыску в качестве прозвища.

Ничего необычного! В старомосковскую эпоху человек мог иметь несколько имен и прозвищ. Ныне любой русский опознается по имени, отечеству и фамилии, но четыреста лет назад такого не водилось. Фамилий не существовало. Обращения по отчеству удостаивался далеко не каждый. А имена и прозвища ухитрялись тасовать с невообразимым хаотизмом.

Одно имя давали младенцу при крещении. Другое он мог носить вместо первого — как удобное прозвище. Третье уже взрослый человек получал при пострижении во иноки.

Особое прозвище он обретал от рода своего, а современники порой давали еще и личное, а то и два. О благозвучии при этом особенно не заботились. При некотором везении личное прозвище могло звучать приятно или хотя бы нейтрально: Тугой Лук, Золотой, Гневаш, Хохолок, Волк, Лобан. Но чаще тыкали пальцем в какую-нибудь запоминающуюся, но… далекую от величия черту: Бледный, Ноздроватый, Слепой, Щепа, Кривонос, Тюфяк, Вислоух, Сопля, Лопата, Неучка, Небогатый, Хилок, Тать (разбойник), Гнус, Брех и даже Болван. «И пойдет оно и в род, и в колено…»

Аристократа княжеского происхождения звали, как правило, еще и по местности, где находились вотчины его семейства: Мстиславский, Звенигородский, Ряполовский, Холмский, Пронский и т. д.

Так, например, князь Иван Васильевич Оболенский носил родовое прозвище Кашин и личное Скок. А князь Козьма Иванович Ростовский, сын Ивана Глухого Ростовского, внук Дмитрия Бритого Ростовского, получил прозвище Богдан — никак не христианское, но более благозвучное, чем тот же Козьма. Еще один Козьма — сын князя Михаила Кропоткина, носившего прозвище Меньшой Кека, принял гордое прозвище Воин…

Князь Козьма-Дмитрий Михайлович Пожарский монахом не стал даже на смертном одре, хотя в его время так поступали нередко. Считалось, что схима очистит принимающего ее ото всех грехов. Однако князь прошел жизненный путь «мужа брани и совета»; под занавес земных своих дней он не счел нужным превращаться в кого-то другого. В научных и популярных трудах иногда пишут о странном имени его «Козьма» как об иноческом. Но в погребении князя исследователи не отыскали монашеской рясы: там было богатое аристократическое одеяние. ^[4] Да и в завещании своем Пожарский назвал себя не «инок Козьма», а «раб Божий многогрешный боярин князь Козма прозвищем князь Дмитрей Михайловичь Пожарской».

В семействе Дмитрия Михайловича распространено было родовое прозвище «Немой». Князь носил его, унаследовав от деда, Федора Ивановича. Это прозвище князь Дмитрий передаст и своим сыновьям, Петру и Ивану. ^[5] Как видно, в его отрасли разветвленного «куста» Пожарских ценили молчунов…

Итак, герой этой книги — князь Козьма-Дмитрий Михайлович Пожарский-Немой.

О детстве и молодости князя почти ничего не известно. Как водится, отец учил его ездить на коне, биться на саблях и иных видах оружия, разбираться в хитросплетениях родословья, знать счет деньгам, управлять людьми. Местный священник дал мальчику азы письма и молитвенного усердия. Впоследствии князь проявлял большое благочестие; его манило книжное слово; надо полагать, корни этих черт его личности уходят в детские годы. Девяти лет оставшись без родителя, Дмитрий Михайлович рано должен был научиться самостоятельности. В отроческом возрасте ему пришлось совершать ответственные поступки. Так, подчиняясь приказу умирающего отца, князь подписал грамоту, по которой вотчинная его «деревенька» Три Дворища отойдет Суздальскому Спасо-Евфимьеву монастырю «по душе» князя Михаила. ^[6] Мог не подчиниться, сохранить за собой ценное имущество. Но счел волю родителя священной.

Он принадлежал роду, не относившемуся к числу особенно влиятельных и богатых, но и не павшему на самое дно «захудания».

Пожарские были Рюриковичами, происходили из древнего семейства Стародубских князей. Более того, они являлись старшей ветвью Стародубского княжеского дома; ^[7] правда, сам Дмитрий Михайлович происходил от одного из младших колен. Пожарские — потомки знаменитого Всеволода Большое Гнездо — могучего властителя конца XII — начала XIII века. Родоначальник их семейства, князь Василий Андреевич Пожарский, владел обширной местностью Пожар. ^[8] Его отец, богатый князь Андрей Федорович Стародубский, участвовал в битве на поле Куликовом.

Но при столь значительных предках сами Пожарские в эпоху господства Москвы оказались на задворках. Как пишет историк С. Ю. Шокарев, потомки Василия Андреевича «в XVI веке были суздальскими землевладельцами и ничем не выделялись среди других сыновей боярских».

В 1560-х — 1580-х годах род Пожарских пришел в упадок, потерял старинные вотчины. ^[9] Младшие ветви Стародубского княжеского дома — Палецкие, Ромодановские, Татевы, Хилковы — обошли Пожарских по службе.