Несмотря на кротость нрава Федора Ивановича, даже к нему соловецкие монахи решились обратиться с челобитьем далеко не сразу. Для этого должна была сложиться благоприятная ситуация. Узнав об успехе православного воинства, ходившего во главе с самим монархом на «прескверных лютор», как в XVI веке называли протестантов, соловецкая братия, видимо, решила исполнить давнее мечтание, надеясь на доброе расположение духа у государя.
Житие святого Филиппа
[103] рассказывает об этом следующее: «По преставлению… блаженного Филиппа царю Ивану лета доволна пропроводившу и преставися ко отцем своим. И бысть в него место сын его благочестивый царь Феодор. В седьмое же лето благочестивыя державы его, в двадесятпервое лето по преставлении святого, Соловецкого манастыря иноцы благоговейнии воспомянуша потове и труды, и попечение лаврьское блаженнаго Филиппа, ныне же лишение его пребывание, ибо кроме своего престола в изгнании скончавшуся, и возвещают наставнику своему Иякову. Сия же слышав, настояи радости многи исполнися, яко от Бога извещение приимшу к своему начинанию. Помышляющу убо ему, како бы перенести мощи блаженнаго ко отечеству своему… Немедленно же убо пастырь шествие сотвори к царствующему граду Москве к благочестивому царю Феодору… Приступль ко благочестивому царю, и рече: “Даруй нам, царе благий, пустыннаго нашего гражданина Филиппа… в чюжестранствии во гробе затворенаго, иже от юности равно отцем киновии труды понесшаго… И твое благородие сицевым дарованием на ны наведет благословение, им же приступихом”. Покорися убо царь молению пастыря, и повелевает дати и своя царская писания к епископу града Тфери».
Получив царское позволение, подтвержденное грамотой, Иаков с братией соловецкой отправляется к тверскому епископу Захарии, и тот, скорбя, повинуется. В Твери к тому времени, как видно, сложилось свое местное почитание Филиппа и отдавать его мощи духовные власти не хотели, но с волей государя Федора Ивановича спорить не посмели. От мощей, добытых из гроба, по словам Жития, были явлены чудеса. Через полстраны соловецкие монахи везли их на север и, наконец, доставили в свою обитель. Здесь мощи упокоились под папертью церкви Святых Зосимы и Савватия Соловецких — придельной в соборе Преображения Господня. На могильной плите читаются слова: «…тут и погребен бысть… в лето 7098 (1590) месяца августа в 8 день на память иже во святых отца нашего Емелиана епископа Кизику…»
С октября по май навигация между Соловецким архипелагом и Большой землей до крайности затруднена, практически невозможна. 21-е «лето» «по преставлении» Филиппа начинается с декабря 1589 года. 7-е «лето» царствования Федора Ивановича отсчитывается с 1 июня 1590 года (Федор Иванович был венчан на царство 31 мая 1584 года). Следовательно, соловецкие иноки отправились в путь не ранее мая 1590 года, добрались до Москвы и получили аудиенцию у государя (скорее всего, в июне), взяли у него грамоту с официальным позволением перевезти мощи, съездили в Тверь и к началу августа успели вернуться на Соловки. Таким образом, хронология переноса мощей святого Филиппа из Твери на Соловки, начиная с отправки игумена Иакова с монахами в путешествие к Москве и кончая захоронением мощей, укладывается в промежуток с мая (или, может быть, начала июня) по 8 августа 1590 года.
Не случайно Федор Иванович оказал милость Соловецкому монастырю сразу после возвращения из нарвского похода.
С одной стороны, выезд государя с войсками в поход имел вид священной войны, дела веры. Москву Федор Иванович покидал, получив благословение патриарха Иова «и всего вселенского собора»
. В Новгороде его встретил митрополит Александр со всем собором местного духовенства и «всенародным множеством»
. После занятия русскими войсками Яма, Ивангорода и Копорья там была произведена чистка от «нечестивых» и «всяких еллинских богомерских гнусов», — то есть, очевидно, закрытие неправославных молельных домов и храмов, уничтожение любых изображений древнегреческих и древнеримских «божеств». Православные же храмы вновь открылись. Когда царь шел через Новгород к Москве, его встречали крестным ходом с чудотворными иконами и молитвенными песнопениями. А на подходе к столице его встретил еще один крестный ход, возглавленный уже самим патриархом. Поход закончился в кремлевском Успенском соборе. Здесь Федор Иванович приложился к образу Пречистой Богородицы Владимирской и выслушал поздравительную речь Иова. Перенос мощей святого Филиппа поддержал это всеобщее приподнятое настроение, вызванное победой над иноверцами, и добавил к «делу веры», совершенному мечом, «дело веры», совершенное одним только милосердием.
С другой стороны, соловецкие монахи знали, когда просить монарха о снисхождении. Федор Иванович, надо полагать, очень радовался успеху под Нарвой, более того, он мог теперь с чистой совестью сказать себе: то, чего отец не сумел исправить, ему исправить все-таки удалось. И теперь другое дело, бросавшее тень на имя родителя, — безнаказанное, никак не отмщенное убийство Филиппа опричником, — перечеркивалось его сыном, фактически согласившимся со святостью Филиппа. Ведь удовлетворив просьбу перенести мощи Филиппа, — именно мощи, а не останки, — Федор Иванович показал тем самым свое отношение ко всей истории жизни святителя. Тот обличал царя Ивана Васильевича за душегубские дела опричнины, за склонность внимать наушникам и клеветникам всякого рода, за легкость в кровопролитии; вызвав монаршую немилость, Филипп потерял сан, подвергся позору и поруганию; затем он отправился в изгнание, где был впоследствии умерщвлен. Сын же способствовал тому, что в Филиппе начали видеть миротворца, невинного праведника, стоявшего в истине и пострадавшего за нее, наподобие святого Иоанна Златоуста. Современникам следовало воспринимать деяние Федора Ивановича как «исправление ума». Иными словами, акт покаяния, совершаемого сыном за отца.
Наконец, государя укрепляли в его решении опытные советники и воеводы. Надвигались тяжелые боевые действия в Карелии, Приладожье, на Кольском полуострове, борьба за возвращение Корелы. Соловецкий монастырь волей-неволей становился главным оплотом русской силы на Беломорье. Обитель принимала роль штаба, откуда осуществлялось тактическое руководство малыми острожками, стрелецкими и казачьими отрядами, а также прочими силами обороны на пространствах целого региона. Монастырь мог и сам подвергнуться нападению шведов. Тамошних иноков следовало воодушевить, ободрить. Что ж, государь, совершая большое дело благочестия, наверное, рад был добавить к нему малое административное дело: «Вот хорошо всё складывается — одно к одному! Большой исповедник и миролюбец отныне прославится, батюшкиной душе сделается легче, да и тебе вот, Борис Федорович, угожу, дух тамошним жителям подкрепив. Милостив Господь, что дает мне оказать подобную милость». Такой дар был по душе царю, любившему монахов и мечтавшему о монашеской доле для себя самого…
Война же со шведами далеко не кончилась нарвским походом. Но именно тогда русская армия добилась наиболее серьезных успехов. В дальнейших боевых действиях Федор Иванович не принимал участия лично. От его имени из Москвы отправляли воевод, и те на протяжении нескольких лет бились со шведами. Для истории государства Российского эта война весьма важна, однако к истории судьбы российского государя она — помимо первого эпизода — имеет отдаленное отношение. Поэтому ход ее излагается кратко.