Следователь комиссии Временного правительства В.М. Руднев докладывал Чрезвычайной следственной комиссии, что ни о каком политическом влиянии Распутина не могло быть и речи: «При осмотре бумаг Протопопова было найдено несколько типичных писем Распутина, начинающихся словами «милай, дарагой», но всегда говоривших только о каких-либо интересах частных лиц, за которых Распутин хлопотал. Среди бумаг Протопопова, так же как и среди бумаг всех остальных высокопоставленных лиц, не было найдено ни одного документа, указывающего на влияние Распутина на внешнюю и внутреннюю политику».
В связи с этими записками бывший министр внутренних дел А.Д. Протопопов на следствии утверждал: «Масса записок была… Он на меня особенно не давил, а просто писал: «Милай, дарагой…»…Я исполнял только то, что казалось возможным, а остальных требований не исполнял…»
Матрена Распутина утверждала: «Не занимаясь политикой как политик, отец, по сути, был таковым. В том смысле, что хорошо представлял себе нужды людей и представлял, что надо делать. При этом он не переступал черты даже не советчика, а только рисовальщика некой картины».
Между тем, согласно агентурным донесениям, Распутин говорил: «Вся политика вредна… вредна политика… Понимаешь? – Все эти Пуришкевичи, Дубровины беса тешат, бесу служат. Служи народу… Вот тебе и политика… А прочее – от лукавого… Понимаешь, от лукавого…»
Деньги, которые давали ему за прошения люди состоятельные, Распутин по большей части направлял на благотворительность через Анну Вырубову или раздавал неимущим просителям.
По свидетельству Белецкого, «на своих утренних приемах Распутин раздавал небольшими суммами деньги лицам, прибегавшим к его помощи. Если требовалась большая сумма, то он писал письма для просителей и посылал с этими письмами к знакомым, а часто и к незнакомым лицам, преимущественно из финансового мира.
Письма его, написанные безграмотно, с крестом наверху, письма, как пишут обыкновенно лица духовные, ходили во множестве по рукам и составляли предмет своеобразной пикантности; находились любители, которые покупали их и коллекционировали».
То же самое свидетельствует Симанович: «Между десятью и одиннадцатью у него всегда бывал прием, которому мог позавидовать любой министр. Число просителей иногда достигало до двухсот человек, и среди них находились представители самых разнообразных профессий. Среди этих лиц можно было встретить генерала, которого собственноручно побил великий князь Николай Николаевич, или уволенного вследствие превышения власти государственного чиновника. Многие приходили к Распутину, чтобы выхлопотать повышение по службе или другие льготы, иные опять с жалобами или доносами. Евреи искали у Распутина защиты против полиции или военных властей. Но мужчины терялись в массе женщин, которые являлись к Распутину со всевозможными просьбами и по самым разнообразным причинам.
Он обычно выходил к этой разношерстной толпе просителей. Он низко кланялся, оглядывал толпу и говорил:
– Вы пришли все ко мне просить помощи. Я всем помогу.
Почти никогда Распутин не отказывал в своей помощи. Он никогда не задумывался, стоит ли проситель его помощи и годен ли он для просимой должности. Про судом осужденных он говорил: «Осуждение и пережитый страх уже есть достаточное наказание».
Дочь Распутина описала, как он единственный раз в жизни летал на аэроплане: «Особая история связана с аэропланами. Одна из знакомых отца устроила ему билет на испытательное поле. К отцу подвели летчика, чтобы представить того после полета. Он был весь в черной коже, в больших очках. Отец начал пятиться назад. Недоразумение тут же разъяснилось, и отец сердечно расцеловал летчика.
Знакомая стала допытываться у отца – почему тот испугался, уж не почувствовал ли он в самом летании человека чего-то предосудительного. Отец ответил, что ничего предосудительного в таком «покушении на небо» не находит. Что наоборот, и сам хотел бы полетать, посмотреть сверху, «как ангелы смотрят».
Через несколько дней Симанович доставил отцу кожаный костюм летчика. Отец долго с ним возился, а потом велел отдать обратно: «Страшон больно, как сатана».
Многие враги на самом деле считали Распутина воплощением сатаны. И считали, что его убийство может не только спасти российскую монархию от дальнейшей дискредитации и предотвратить ее падение, но и вообще является богоугодным делом. Хотя стоит заметить, что, с точки зрения закона, Распутин никаких преступлений никогда не совершал. Он никого не убивал и не организовывал убийств. «Старца» нельзя было также обвинить в изнасиловании, поскольку все поклонницы и проститутки отдавались ему добровольно или за деньги. Распутину нельзя было инкриминировать ни мошенничество, ни вымогательство, ни даже получение взятки. Взятки ему давать не могли, потому что никакой должности «старец» не занимал. А все пожертвования делались добровольно, Распутин их никогда не вымогал.
Убийство
Согласно воспоминаниям дочери Распутина, князь Феликс Феликсович Юсупов страдал сексуальными перверсиями едва ли не с детства. И Матрена здесь не могла ошибиться, поскольку опиралась на его собственные мемуары, опубликованные в 1953 году. Она писала: «Мать князя страстно желала рождения дочери. И думать не хотела о том, что может родиться мальчик. Она задолго еще до рождения ребенка приготовила детское приданое исключительно розового цвета. И даже после появления на свет сына не захотела ничего менять.
Так само провидение определило характер болезненно-извращенных фантазий Феликса, которые он с нескрываемым удовольствием претворял…
Обладая семейным состоянием, превышавшим триста миллионов рублей, особенно громадным по меркам того времени и превышающим состояние самого царя, наследник таких сокровищ должен был стать самым богатым человеком России, если не всей Европы. А пока обожавшая мать более чем щедро снабжала сына деньгами.
Когда ему было двенадцать лет, он устроил, как ему казалось, милую ребячью шутку, хотя немногие юноши сочли бы ее ребяческой.
Феликс с кузеном Владимиром, тоже двенадцатилетним, решили переодеться женщинами и поразвлечься. Платья они позаимствовали из гардероба матери Феликса – два лучших вечерних платья, дополненные дорогими украшениями. Надев подбитые мехом бархатные накидки, они разбудили парикмахера матери и выпросили у него парики, объяснив, что собираются на бал-маскарад.
В таком наряде мальчики отправились на прогулку по Невскому семенящей походкой, словно кокотки.
Поскольку проспект служил охотничьими угодьями проституток, к Феликсу и Владимиру несколько раз приставали мужчины. Мнимые кокотки были в полном восторге. Но, опасаясь быстрого скандала, обязательно последовавшего бы за неминуемым разоблачением, поспешили укрыться в чрезвычайно модном в то время среди известной публики ресторане «Медведь».
Можно представить себе, как выглядели юные шутники, если даже в подобном месте сразу привлекли к себе внимание.
Игра продолжилась.
Шампанское быстро ударило в голову. Феликс снял с себя длинную нитку жемчуга и начал набрасывать ее, словно лассо, на сидящих за соседним столиком.