Империя должна умереть - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Зыгарь cтр.№ 41

Там его и навестил старый знакомый Дмитрий Жуковский. Он предложил Милюкову переехать за границу и стать редактором нового журнала. Но тот отказался. «Мне это предложение не улыбалось, – вспоминает профессор истории. – Едва вернувшись в Россию, я не хотел от нее вновь отрываться с риском остаться навсегда эмигрантом и быть, таким образом, отрезанным от родины».

Следствие по делу Милюкова тем временем продолжается, но с присущей судебной системе начала XX века волокитой. Приговор выносят только весной 1902 года – и Милюков просит отсрочить отсидку, так как хочет поехать на лето в Англию, чтобы подучить английский. Власти удовлетворяют его просьбу.

Осенью Милюков возвращается в Петербург и, собрав вещи, едет в тюрьму – знаменитые Кресты. Оказывается, что в воскресенье в тюрьму не принимают. Приходится вернуться на следующий день.

Спустя несколько месяцев, когда Павел Милюков отсидел уже больше половины положенного срока, его вдруг просят на выход с вещами. Выдают пальто. И везут к зданию министерства внутренних дел на Фонтанке. Ведут какими-то «таинственными, пустыми, слабо освещенными коридорами… Я тут даже струхнул немного», – вспоминает Милюков.

Оказывается, его поджидает сам министр внутренних дел Вячеслав Плеве. Глава МВД усаживает заключенного за маленький чайный столик и начинает обсуждать его самую известную книгу – «Очерки русской культуры». Потом рассказывает, что его учитель, профессор Василий Ключевский, просил императора помиловать Милюкова – он нужен для науки.

Заключенный Милюков вспоминает, что Ключевский вхож в царскую семью, так как преподавал историю недавно умершему от туберкулеза младшему брату царя, великому князю Георгию. «Государь поручил мне предварительно познакомиться с вами и поговорить, чтобы вас освободить в зависимости от впечатления», – признается Плеве. Они обсуждают биографию Милюкова, его исключение из Московского университета за политическую неблагонадежность. Вдруг Плеве спрашивает: что, если бы он предложил Милюкову занять пост министра народного просвещения? Милюков говорит, что отказался бы. «Почему же?» – удивляется Плеве. «Потому что на этом месте ничего нельзя сделать». Вот если бы ему предложили занять пост министра внутренних дел – тогда он бы еще подумал, говорит заключенный. Главе МВД Плеве такой ответ совсем не нравится. Он прощается с Милюковым и обещает вызвать его на днях.

Через неделю его снова привозят в МВД, но не ведут к министру, а заставляют ждать в приемной. Потом выходит Плеве и «совсем уже другим тоном, как перед просителем, тут же, в передней, резко чеканит свой приговор: "Я сделал вывод из нашей беседы. Вы с нами не примиритесь. По крайней мере, не вступайте с нами в открытую борьбу. Иначе – мы вас сметем!"» – вспоминает Милюков. Историка отпускают, но ему запрещено жить в Петербурге. Плеве уходит, не подав профессору руки.

«Мне его стало жалко, – вспоминает Милюков. – И после первой беседы, и после этой вынужденной амнистии, данной мне невольно, он мне представился каким-то донкихотом отжившей идеи, крепко прикованным к своей тачке, – гораздо более умным, чем та сизифова работа спасения самодержавия, которой он был обязан заниматься».

23 мая 1902 года пятьдесят два члена земских управ со всей страны съезжаются в Москву. Дело неслыханное: впервые в истории проходит съезд народных представителей, да еще и без предварительного одобрения МВД.

Их встречает у себя дома глава московского земства Дмитрий Шипов. Среди гостей – самые активные региональные политики: Иван Петрункевич из Твери, князь Дмитрий Шаховской и князь Петр Долгоруков (Ярославль и Курск), профессор Владимир Вернадский (Тамбов).

Непосредственный повод для собрания заключается в том, что земцев привлекли к работе правительственной комиссии по сельскому хозяйству и им надо скоординировать свои действия. Они горячо обсуждают вопросы сельского хозяйства, а еще, разумеется, опубликованный в «Искре» доклад министра финансов Витте, в котором он объяснял, как вредны земства для управляемости государства. Земцы волнуются, что новый глава МВД решится ликвидировать земство. «Вопрос поставлен ребром – быть или не быть земству», – пишет глава московского земства Шипов.

Удивительно, что именно Шипову пришлось стать первым в истории России лидером оппозиции. Подмосковный помещик, сын уездного предводителя дворянства, славянофил и сторонник самодержавия, пусть и с Земским собором, выпускник юрфака Петербургского университета, он с юности был убежденным толстовцем: с одной стороны, противником насилия, с другой – глубоко верующим человеком. Ничего бунтарского в его характере нет.

Участники «земского съезда» обсуждают не просто процедурные вопросы – они разрабатывают тезисы собственной аграрной программы: крестьян надо уравнять в правах с другими сословиями, телесные наказания для крестьян должны быть отменены, более того, крестьяне должны получить равные избирательные права, в том числе при выборе земств.

Земский съезд (именно так называют депутаты свою встречу в квартире Шипова) по сути становится первым съездом российской оппозиции. До этого все сходки противников власти были исключительно секретными – но в этот раз земцам даже в голову не приходит, что они делают что-то антиправительственное; напротив, они собираются обсудить будущую работу в правительственной комиссии.

Далеко не все земцы даже считают себя оппозиционерами. Логика многих из них заключается в том, что реформы Александра II не были доведены до конца: освобожденные крестьяне не получили тех земельных наделов, на которые рассчитывали, общество не получило права влиять на бюрократию, не была гарантирована свобода слова. Все эти права, по глубокому убеждению земцев, являются логическим продолжением «великих реформ». Поэтому они хотят всего лишь призвать императора следовать примеру своего деда, а не прислушиваться к чиновникам-ретроградам вроде Победоносцева или Плеве. Но, с точки зрения правительства, это, конечно, вызов – обсуждение политических вопросов в сферу интересов местного самоуправления входить не должно.

Совещание региональных депутатов длится три дня, потом они разъезжаются по домам, а произошедшее начинает обрастать слухами. Только в конце июня Плеве вызывает Шипова в министерство внутренних дел и сообщает, что император крайне разгневан попыткой «создать незаконную общественную организацию» и всем участникам земского съезда выносится «высочайший выговор». Но в целом министр неожиданно очень любезен. Шипов спешит заверить его, что никто из земцев не думал делать что-либо противозаконное. Министр (так кажется Шипову) убеждается, что Шипов крайне лоялен и верен идее самодержавия, да и все земцы – вовсе не революционеры. Плеве советует Шипову: «Земские деятели должны своим поведением показать, что ими не руководят никакие политические вожделения» – и тогда министр сможет им помочь добиться всего, к чему они стремятся.

На следующий день Шипова вызывает к себе Витте. Он тоже очень благосклонен – и спешит объяснить, что вовсе не против земств, а, наоборот, за. Просто Россия, говорит министр финансов, еще не доросла до конституционного строя, надо немного потерпеть и все само собой произойдет.