Полый человек - читать онлайн книгу. Автор: Дэн Симмонс cтр.№ 23

Числа стали для меня удивительным откровением. В прошлом существовании, до Джереми, я знал, что такое вещь, но даже представить себе не мог, что вещь – или несколько вещей – имеют призрачное эхо числовых величин, привязанных к ним, как тень Питера Пэна. Например, если на обед мне позволено три стакана апельсинового сока, то для меня это просто сок… сок… сок… без намека на количество. Мой разум не считал соки – как и мой желудок. Точно так же я не имел представления о тени любви, прикрепленной к физическому объекту и в то же время отдельной от него. Я считал, что какими-либо свойствами обладает единственная вещь во Вселенной – мой плюшевый мишка, и моя реакция на эту единственную вещь проявлялась в форме удовольствия/страдания, с преобладанием удовольствия, так что я «скучал» по медвежонку, когда он потерялся. Понятия любви в этом уравнении просто не было.

Миры математики и любви, так часто пересекавшиеся у Джереми, прежде чем он пришел ко мне, поразили меня, словно молнии, осветив новые просторы моего мира.

От простого одиночного соответствия и счета к простым уравнениям, таким как 2 + 2 = 4, и не менее простому (для Джереми) уравнению Шредингера, которое для него было отправной точкой для анализа неврологических исследований Голдмана:

Все это открылось мне одновременно. Математика обрушилась на меня ударом грома, как Глас Божий в библейской истории о Савле из Тарса, сброшенном с лошади. Но, наверное, еще важнее тот факт, что я могу использовать знания Джереми, чтобы научиться вещам, которые сам он не осознает. Таким образом, базовые знания Бремена о логических вычислениях нейронных сетей, слишком простые для него, чтобы он их помнил, позволяют мне понять, как «обучаются» нейроны:

Возможно, речь не о моих нейронах, если учесть довольно пугающую теорию Джереми о голографических функциях обучения в человеческом сознании, а о нейронах… скажем… лабораторной крысы: некой простой формы жизни, которая реагирует почти исключительно на удовольствие и боль, вознаграждение и наказание.

То есть меня. По крайней мере, того меня, кем я был до Бремена.

Гейл безразлична математика. Нет, это не совсем точно, понимаю я теперь, потому что Гейл совсем не безразличен Джереми, а основная часть жизни и личности Джереми и самые глубокие его размышления связаны с математикой. Гейл любит эту особенность мужа, любит его любовь к математике, но сам по себе мир чисел не обладает для нее внутренней привлекательностью. Восприятие Гейл вселенной лучше всего выражается через язык и музыку, танец и фотографию, а еще – через ее вдумчивую и зачастую великодушную оценку других человеческих существ.

Оценка других людей Джереми – когда он вообще тратит на это время – зачастую не столь великодушна, а нередко просто пренебрежительна. Мысли других людей в целом навевают на него скуку… но не из-за врожденного высокомерия или эгоизма, а как следствие того простого факта, что большинство людей думают о скучных вещах. Когда ментальный щит – их с Гейл общий ментальный щит – мог отгородить его от беспорядочного нейрошума, он отгораживался. В этом действии было не больше оценочного суждения, чем в действии человека, погруженного в глубокие и плодотворные размышления, когда он встает и закрывает окно, приглушая звуки улицы.

Однажды Гейл поделилась своими размышлениями об отстраненности Джереми от обычных мыслей. Летним вечером он работает в своем кабинете. Гейл сидит на диване у окна и читает биографию Бобби Кеннеди ^[6]. Вечерний свет проникает в комнату через белые хлопковые занавески и яркими полосами ложится на диван и паркетный пол.

Джереми, я хочу, чтобы ты кое на что взглянул.

??? – Легкое раздражение, что его отвлекли от цепочки символов, которые он пишет мелом на доске. Джереми прерывает свое занятие.

Друг Бобби Кеннеди, Роберт Макнамара, говорил, что в нашем мире люди делятся на три группы…

Люди делятся на две группы, – перебивает Бремен жену. – Тех, кто думает, что люди делятся на группы, и достаточно умных, которые понимают, что это не так.

Помолчи минутку. – Мелькают изображения страниц и левой руки Гейл, которая ищет нужное место в книге. Ветерок, проникающий в гостиную через сетку на двери, приносит запах свежескошенной травы. В густом вечернем свете кожа пальцев Гейл кажется смуглой, в волосах у нее поблескивает простая золотистая лента. – Вот оно… нет, не читай! – Она захлопывает книгу.

Джереми читает предложения в ее памяти, пока она формулирует фразу.

Джереми, перестань! – Гейл старается сосредоточиться на воспоминаниях о том, как прошлым летом ей чистили зубные каналы.

Ее муж слегка отступает, позволяет восприятию слегка размыться, что играет роль ментального щита между ними, и ждет, пока она закончит формулировать мысль.

Макнамара был завсегдатаем тех вечерних «семинаров» в Хикори-Хилл… Ты же знаешь этот дом Бобби? Семинары проводил Бобби. Нечто вроде неформальных обсуждений… мужская компания… только Кеннеди приглашал туда лучших специалистов в той области, которая обсуждалась.

Джереми оглядывается на уравнение на доске, держа в уме следующее преобразование.

Это не займет много времени, Джереми, – продолжает Гейл. – В общем, Роберт Макнамара сказал, что делит всех людей на три группы…

Ее супруг морщится: Есть всего две группы, малыш. Те, кто…

Заткнись, умник. На чем я остановилась? Ах да, Макнамара говорил, что люди делятся на три группы: одни говорят в основном о вещах, другие – о людях, третьи – об идеях.

Бремен кивает и посылает Гейл изображение зевающего гиппопотама. Глубокая мысль, малыш, очень глубокая. А как насчет тех, которые говорят о людях, говорящих о вещах? Это особая подгруппа, или мы можем создать целую новую…

Заткнись. Макнамара хотел сказать, что Роберт Кеннеди не тратил время на людей из первых двух групп. Его интересовали только люди, которые говорили… и думали… об идеях. Важных идеях.

Пауза. И что?

Это же ты, дурачок!

Джереми стучит мелом по доске, записывая преобразование, пока оно не вылетело у него из головы.

Неправда.

Правда. Ты…

Основную часть рабочего времени трачу на обучение студентов, которым с младенческого возраста в голову не приходило ни одной идеи. Что и требовалось доказать.

Нет… – Гейл снова открывает книгу и постукивает длинными пальцами по странице. – Ты учишь их. Приводишь в мир идей.