Андрей Первозванный - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Виноградов, Александр Грищенко cтр.№ 62

— Надо же, — аж прищёлкнул языком папский посланник, — четвёртый брак! Куда катится…

— Да, четвёртый, — резко оборвал его патриарх. — Вот и три с половиной недели назад, на день Святых Светов, добивался он входа в храм, утверждая, что якобы обещал я ему это, и ссылался на какие-то каноны великого Афанасия. Мне пришлось ответить: «Я-де бессилен, когда нет согласия митрополитов и особенно первопрестольного Арефы. Если же ты войдёшь самовольно, — говорю, — я тотчас же вместе со всеми моими людьми уйду отсюда прочь». И что вы думаете? Император решил прибегнуть к угрозам и говорит: «Кажется, владыка патриарх, — это он ко мне, — издеваешься ты над моей царственностью. Уж не презираешь ли ты нас, ожидая из Сирийской земли мятежника Дуку и надеясь на него?» — вот что он мне тогда сказал. Тогда я остановился в Царских вратах в молчании и скорби, так что Льву пришлось броситься на землю и со слезами сказать мне: «Войди, владыка, я не помешаю тебе. Из-за неизмеримого множества моих грехов, — говорит, — я справедливо и заслуженно страдаю». Значит, сдался. Но не окончательно.

— А от тебя, — Николай чуть не ткнул картавого пальцем в грудь, — посланник нашего святейшего римского собрата Сергия, ждём мы ныне помощи и поддержки в деле обличения этого нечестия! Поможешь ли ты нам?

Зазвучавший после небольшой, но тягостной паузы голос картавого приобрёл будто новую силу, он уже ощущал, как многое будет зависеть от его ответа, и потому подбирал слова очень медленно и осторожно:

— Наследник престола святого Петра, чьи благопожелания тебе я уже передавал, очень озабочен столь безнравственным желанием вашего императора и всячески его осуждает. Само Божество не признаёт законности четвёртого брака, который не может считаться браком, но лишь узаконенным блудом. Однако скажи мне: кто защитит святейшего папу от гнева вашего василевса, когда тот захочет отомстить ему за верность учению Христову? Господин мой лишён всякой власти, его угнетает князь тускуланский Феофилакт: он, представьте себе, провозгласил себя владыкой Рима! На Западе императора сейчас тоже нет: полтора года назад маркграф Беренгар, провозгласивший себя королём Италии, ослепил императора Людовика. А теперь этот варвар и насильник Беренгар требует от святейшего папы императорскую корону для себя. Тяжёлый вопрос задаёшь ты мне, о епископ Нового Рима, не легче, чем те аргументы, коими осыпал меня твой митрополит. Я не буду спешить с ответом на него… Завтра, подожди до завтра, ибо сейчас моя голова переполнилась греческими софизмами, а душа жаждет ночного молитвенного успокоения. Доброй вам ночи, святое собрание!

Прошуршали шёлковые одеяния, заколебалось пламя свечей, которое затем будто вспыхнуло ещё сильнее, когда раздался тяжкий вздох патриарха:

— А не боишься ли ты, брат Арефа, мой верный друг, ты, отказавшийся идти даже на императорскую трапезу в торжественных покоях — акувитах, что предаст нас папский посланник?

— Боюсь, владыка. Наверняка предаст, — послышался усталый голос митрополита. — Все эти его слова о благонравии и законности — пустая болтовня, как у всех франков. Ведь его хозяин — папа Сергий небось сейчас валяется в объятиях своей любовницы Маросии или даже прижил уже с ней, как поговаривают, сына, которого хочет сделать своим наследником — наследничком святого Петра. И первый помощник ему в том мерзком деле похуляемый ими же князь Феофилакт — отец этой самой Маросии. Да и сам этот посланник тоже небось сегодня ночью будет с кем-нибудь развлекаться. Заметил ты в его свите миловидного и сладкоголосого юношу, похожего на тех скопцов, что живут у нас в Топах, в недавно устроенном монастыре Святого Лазаря? До чего же ниспала ты, древняя столица империи! До базара, где всё продается и покупается! До хлева, где иереи Божии спят с блудниками и блудницами!

Колеблющееся пламя свечей внезапно выхватило над головой Никиты лик святителя, и он, затихший на собрании мудрецов и вершителей судеб мира, вдруг узнал на мозаике образ особо почитаемого им патриарха Игнатия Нового, выложенный здесь совсем недавно, так же, как и под куполом храма Святой Софии. Глаза святителя будто загорелись золотым огнём и прямо буравили душу Никиты: «А ты — ты будешь ли верен Христу до конца?» Приведённый в смятение всеми событиями этого вечера, Никита воспринял взор святителя как знак — и, встав, внезапно выступил в круг света, пред очи собравшихся в триклинии патриарха и избранных митрополитов. И тут же из уст его, словно без его на то воли, полилась речь, дерзости коей он и сам поразился:

— Не бойся, достойный наследник Андрея Первозванного, первоиерарх Церкви Константинопольской! Господь наш Иисус Христос не оставит тебя по молитвам святого апостола, даст тебе силу устоять перед тираном. Правильно назвал ты его рыкающим львом, но на самом деле труслив он как заяц. Помнишь, как хотел он исподтишка убить на охоте своего отца, а потом, заточённый в темницу, жалко бормотал о том, что его оклеветали. Но, подобно зайцу, он и блудлив. Вначале оставил свою супругу, благочестивую Феофанию, и стал открыто жить с любовницей Зоей, дочерью патрикия Зауцы, а теперь построил в честь своей покойной праведной и кроткой жены храм и требует чтить её во святых. Потом, когда женился он на любовнице, её же родня хотела зарезать его; после её смерти нашли для неё саркофаг, а на нём оказалось вырезано: «Дщерь Вавилоня окаянная». Третья жена его — красавица Евдокия, из фемы Опсикия, умерла в родовых муках, а вслед за ней и сын Василий — чем не ясный знак Божией немилости! Наконец, сошёлся он в блуде с другой Зоей, что зовут Углеокой, и прижил с ней сына, которого назвал священным именем Константина и почитает багрянородным наследником престола. А теперь нашёл он изменника — попа Фому, который обвенчал его с ней. Не поддавайся на его уговоры, не предавай закон Христов, как не предали его твои святые предшественники: Иоанн Златоуст, Никифор Исповедник, Игнатий Новый и сам апостол Андрей!

4. АПОСТОЛЫ ИЗ ЛАРЦА

Дерзость эта сошла ему с рук и даже вызвала некоторое одобрение у присутствующих, а особенно — у митрополита Арефы. Переполненный и ошеломлённый событиями долгого вечера, Никита вышел из патриаршего дворца, но идти домой ему всё равно не хотелось. Душа его словно требовала продолжения этого духовного пира.

И тут пришли ему на ум слова митрополита о житии апостола Андрея, которое написал некий простец — монах Епифаний. А ведь Арефа вскользь упомянул, что Епифаний этот умер здесь, в Городе, в Каллистратовой обители. Может быть, там сыщется ещё один список столь нужного Никите апостольского жизнеописания.

Никита зашагал на запад, где в величественной перспективе Месы перед ним отгорал последний краешек багряного заката, обливавшего червонным золотом статую императора на высокой колонне. В Каллистратовой обители у него был знакомый монах по имени Парфений. Каждый раз, вспоминая о нём, Никита как будто оказывался на берегу одноимённой реки, где прошло его счастливое отрочество. Парфения Никита не решился бы назвать другом, однако он был из тех, кого можно не видеть годами, но кто никогда не откажет тебе в помощи.

Когда Никита добрался до обители, уже совсем стемнело. Монастырские ворота были закрыты, как то и предписывал устав, но келья Парфения выходила окном на улицу, и, встав под ним, Никита негромко позвал того по имени. В окне было темно, и Никита решил, что братия уже спит. Но тут в щелях между ставнями замерцал свет, и Никита, подобрав маленький камушек, бросил его, как в детстве, в окно. Через мгновение ставни растворились, и оттуда появилась курчавая голова монаха.