— Не знаю, Саша. Так уж получилось с самого начала.
— Значит, он вас называет без взаимности?
* * *
Наташа:
— У Саши трагическое мировоззрение.
Саша, мне, шопотом и тараща глаза:
— Это значит пессимистика.
* * *
Саша:
— Мама, я чуть не заблудилась. Иду, собираю колокольчики, думаю о коммунизме, а на дорогу не смотрю. И вдруг вижу: заблудилась.
* * *
Саша:
— Все, кто говорят неправду, попадут в ад.
Она же, гадая на ромашке, спрашивает:
— Мама, что лучше: «насмехается» или «к черту пошлет»?
— А зачем ты гадаешь? Разве ты не знаешь, кто тебя любит, а кто нет?
— Что ты, мама! Мне только про тебя не надо гадать. Про папу, например, уже надо. Я совсем не уверена, что он меня любит. Он вчера кричал на меня и не взял в гости.
* * *
Зимой Саша ходила в семью Червинских, играла с шестилетней Наташей, испытала на себе уничтожающе-презрительное отношение 14-летнего Шурика, который, что бы ни делали Саша с Наташей — все жестоко осмеивал.
Однажды, я привела туда Сашу и Галю. Шурик преобразился, был мил, любезен, весь вечер играл с девочками.
В следующее воскресенье Саша снова пошла туда, на этот раз без Гали. Вернувшись, она рассказала:
— Шурик выскочил мне навстречу такой веселый, потом нахмурился и сказал:
— А где же Галя?
Я сказала:
— Она пошла на каток.
Шурик сказал:
— Значит, променяла телевизор на каток — так, так…
Потом он позвал нас с Наташей гулять и учил меня кататься на лыжах. И был весь день очень добрый. А когда я уходила, он сказал:
— Непременно приходи к нам всей семьей.
* * *
Я:
— Саша, я пойду в сад. Можешь придти ко мне.
Саша, хмуро:
— Именно «можешь» или ты хочешь, чтобы я пришла?
Я, устало:
— Хочу, хочу…
Саша: — Я этого не чувствую.
Немного погодя, уж после того, как я углубилась в работу:
— Может, тебе неприятно, что я здесь?
Недаром Наташа зовет ее занудой № 1.
(Когда я работаю, Саша сидит рядом — читает, или строит дома из шашек и плиток домино).
1 августа 52.
Саша, целуя меня перед сном:
— Пожалуйста, будь!
7 августа 52.
— Мама, у плохих людей кровь черная или красная?
— Красная.
— Как жалко. А то бы как хорошо было бы узнавать, какой человек — плохой или хороший? У тебя бы, конечно, была красная кровь, а у меня, — добавляет она скромно, — наверное, розовая.
10 августа 52.
Галя:
— Нет такого органа «душа».
Саша:
— Органа, может, и нет, а душа есть. Твои мысли — это душа, твоя доброта — душа, твой ум — тоже твоя душа.
12 августа 52.
Саша захворала. Лежит и все время размышляет вслух:
— Мама, почему мужчины никогда не пудрятся, не красятся и не стараются быть красивее, чем они есть на самом деле, а женщины стараются?
Мама, какой ужас: Галя говорит, что мы продаем Корее оружие, не отдаем, а продаем — неужели это может быть? Мама, когда у нас будет дача, мы не станем продавать клубнику, а будем раздавать ее даром, правда? Сколько кому надо, столько пускай и берет.
13 августа 52.
Температура высокая. Болит горло. Не жалуется. Все толкует мне: «Ты устала. Приляг. Отдохни».
Снова возвратилась к разговору о волшебной палочке. Прежде она говорила:
— Я сделаю так, чтобы настал коммунизм.
А теперь говорит:
— Я не буду загадывать, чтоб сразу наступил коммунизм, коммунизм лучше делать самим. Но я облегчу дело. Я загадаю, чтоб все люди были очень хорошие, а тогда коммунизм наступит очень скоро. Только вот чего я боюсь: а вдруг волшебная палочка старая, древняя, и по ней хорошие люди — это всякие цари и короли? Вот чего я боюсь.
Я сделаю так, чтобы все трехэтажные дома стали высотными, чтоб города стали зеленые, чтоб коровы давали в день по 300 ведер молока. Вот теперь, когда я всем помогла, я примусь за нашу семью. Я хочу, чтобы у нас было 15 комнат…
— Зачем так много?
— Всем по рабочему кабинету, столовая, гостиная, чтоб там жили гости — дядя Фима, например. Это уже 8 комнат. Так. А спать мы все будем в одной комнате. Пускай у каждого занавески и ночной столик, но все вместе. Я боюсь спать в отдельной комнате.
Да, пожалуй, десяти комнат достаточно…
Под конец я загадаю, чтоб у меня была еще одна волшебная палочка, чтоб можно было загадывать спокойно, без оглядки, сколько хочешь.
* * *
Боится спать в отдельной комнате, а, между тем, когда заболела Ляля и я ушла к ней ночевать, Саша осталась на всей нижней половине дачи одна.
Аграфена Филатьевна предложила перебраться к ней, но Саша отказалась. Она одержима мыслью о силе воли. Хочет ее в себе воспитывать. Поэтому прыгает спиной с верхней ступеньки крыльца, с обрыва на речке и т. д. С помощью этой же мысли научилась плавать.
19 августа 52.
Мы читаем с Сашей «Князя Серебряного».
Саша:
— Мне жалко Вяземского.
— ?!! Да что ты, Саша? Он народ мучил, грабил, кровь лил, как воду.
— Так ведь это, чтобы заглушить любовь.
* * *
— Мама, — говорит Саша, — вот что я прочитала в книжке: когда композитор Гюго…
— Такого нет.
— А какой есть вроде Гюго?
— Гуно, может быть?
— Вот, вот. Когда композитор Гуно был очень молодой, он говорил: «Только я!» Став постарше, он говорил: «Я и Моцарт». Лет тридцати он стал говорить: «Моцарт и я», а в старости сказал: «Только Моцарт!» А Моцарт, мамочка, это великий композитор, мы даже его песенку разучивали в школе: «О май, приди скорей!».
21 августа 52.
Саша:
— Мама, в каменном веке люди умели целоваться?
— Наверное, умели.
— Как хорошо!
Наташа:
— Почему хорошо?