Здравствуй, нежность - читать онлайн книгу. Автор: Дени Вестхофф cтр.№ 28

Пегги всю себя посвящала моде. Мать говорила, что «в кинотеатре, во время особенно жестокой сцене убийства, Пегги могла преспокойно разглагольствовать о форме шляпки несчастной жертвы или о вычурности ее туфель». Пользуясь своим талантом и влиянием, Пегги провела полную ревизию маминого гардероба. До той поры мать предпочитала классический стиль и мало следила за своим внешним видом, но с появлением Пегги стала одеваться куда более элегантно. Это особенно заметно при просмотре телепередачи «Апострофы» с Бернаром Пиво: можно отчетливо различить период «до Пегги Рош» и «после». После 1980 года мать выглядела на экране совсем иначе. Но удивила всех эта метаморфоза главным образом потому, что многие знали: моя мать терпеть не могла моду и все с ней связанное. Она ненавидела модные журналы, представлявшиеся девушкам того поколения чем-то вроде иконы стиля, и считала, что мода делает людей одинаковыми, лишает всякой оригинальности, свободы и зачастую навязывает совершенно дурацкий образ или манеру одеваться.

Однажды мать предложила одному женскому журналу сделать спецвыпуск, в котором были бы напечатаны советы женщинам, как стать ленивыми, толстыми, некрасивыми и грустными за две недели. После таких слов у главного редактора журнала — женщины, явно лишенной чувства юмора, — буквально отвисла челюсть. Мою мать ужасали дамы, слепо следовавшие моде и стремившиеся всеми правдами и неправдами походить на знаменитостей с глянцевых обложек. Эта жуткая одинаковость выводила ее из себя.

Начиная с 1984 года Пегги Рош полностью переключилась на профессию стилиста. Ее безупречный вкус, талант и одобрение моей матери взрастили в ней мысль о том, что она может стать дизайнером и даже создать свою собственную линию одежды. Пегги не умела рисовать, а потому не могла полностью воплотить в жизнь свои замечательные идеи. Однако ей посчастливилось познакомиться с Жаком Делайе, талантливым молодым человеком, у которого уже в середине 1970-х была своя марка, которая, впрочем, переживала не лучшие времена из-за отвратительного финансового руководства.

В общем, Пегги взялась за дело, и очень скоро фирменный ярлык «Пегги Рош» занял свое место в мире высокой моды. Она открыла собственный бутик в квартале Сен-Жермен на одной из самых дорогих улиц Парижа — Пре-о-Клер. Эскизы для ее строгих, но элегантных нарядов из джерси, шерсти и фланели делал Жак Делайе. Пегги Рош предпочитала классические цвета, те, что называют «вечными»: темно-синий, черный, бежевый. Они легко сочетались между собой и никогда не выходили из моды. Однако, несмотря на то что амбиции Пегги были так же велики, как и поддержка со стороны моей матери (на фотосессиях, на телевидении — везде она была одета исключительно в «Пегги Рош» и никогда не упускала возможности отметить перед журналистами исключительный талант своей подруги), ни та, ни другая — увы — не обладали тем минимумом финансовых и бухгалтерских знаний и навыков, которые необходимы для успешного предпринимательства в Париже. Не так давно я совершенно случайно встретил одного из работников бухгалтерского отдела, которому посчастливилось работать у Пегги. Я говорю «посчастливилось», потому что он утверждал, что тогда было самое беззаботное и веселое время. Порой Пегги по ошибке могла купить ткани в пять или даже десять раз больше, чем требовалось, могла забыть о важной встрече с клиентом или об условиях договора с некоторыми поставщиками. По-моему, мать проспонсировала четыре или пять коллекций подруги, увидевших свет на улице Шерш-Миди (дизайнерская мастерская находилась в маленьком рабочем кабинете нашей квартиры), пока выручка от продаж не позволила Пегги действовать самостоятельно. Моя мать очень любила и уважала Пегги, при этом не ожидая взамен ничего, кроме такой же любви и нежности. Повторюсь, Пегги была для матери другом, любовницей, защитницей и советчицей. Связь этих двух женщин представляла собой причудливое смешение страсти, взаимного восхищения, ласки, дружеского признания и идеального взаимопонимания, какое мать не испытывала больше ни с кем ни до, ни после.

Только в обществе Пегги мать могла позабыть все свои переживания, которые обычно повергали ее в полнейшую растерянность. И ее мало заботил тот факт, что Пегги со своей линией одежды обходилась ей весьма дорого, ведь не было для матери большего доказательства любви, чем пресловутое чувство легкости и безмятежности. И Пегги это прекрасно понимала. Окружающие называли ее одержимой эгоисткой, собственницей, но Пегги просто не могла иначе. Она была непоколебимой, как скала, и эта скала защищала мою мать от всего окружающего. Или почти от всего.

И хотя они были так близки и знали друг друга так давно, несмотря на то что Пегги была для матери опорой, путеводной звездой и щитом одновременно, случалось порой, что они отдалялись друг от друга. Дело в том, что мать не всем могла поделиться со своей подругой. Ей просто необходимо было время от времени совершать маленькие шалости, действовать в одиночку, тайком ото всех, даже от Пегги. Ей требовалась свобода, только тогда она могла испытать ту легкость бытия, которую всегда любила и ценила. Например, она с удовольствием проводила время с Флоранс Мальро, Николь Висниак, Шарлоттой Айо и некоторыми другими и ей никогда не надоедало их общество. И с Франсуа Миттераном и Жан-Полем Сартром она виделась только с глазу на глаз.

Все это время Пегги терпеливо ждала ее, а дождавшись, ничего не говорила, ни о чем не спрашивала. Она знала, как дороги были моей матери душевное равновесие, свобода и хорошее настроение. С 1975 по 1988 год Пегги освещала ей путь, заставив позабыть и о смерти Паолы, и о тяжелом расставании с Эльке. Но даже этот свет, сиявший более десяти лет, померк, омраченный новыми тучами.

1989 год был для моей матери отмечен двумя трагическими событиями, положившими начало черной полосе в ее жизни длиною в целое десятилетие. Размышляя об этом сегодня, более двадцати лет спустя, я прихожу к выводу, что именно тогда мать потеряла все, что было ей так дорого, что давало ей силы двигаться дальше. В августе от церебральной эмболии умер ее брат. Жак был ее другом, ее доверенным лицом, ее компаньоном во всех начинаниях. У них были схожие вкусы: веселиться на вечеринках, ездить на спортивных машинах, тратить деньги. Им пришлось отдалиться друг от друга из-за своих любовных похождений, но даже это в дальнейшем не помешало им встречаться. Два месяца спустя умерла ее мать, моя бабушка. Затем любимая собачка Банко. На следующий год ушел из жизни мой отец. А в конце 1991 года настал черед Пегги.

Первые признаки болезни появились еще в начале 1990-х; Пегги жаловалась на отсутствие аппетита и частые приступы тошноты. Поначалу мы не видели особых причин для беспокойства. Она всегда имела некоторое пристрастие к алкоголю (особенно к шампанскому), и мы объясняли ее недомогания последствиями празднований Рождества и Нового года. Но даже когда она полностью бросила пить, ее самочувствие не улучшилось: приступы тошноты усилились, лицо осунулось и приобрело болезненный зеленоватый оттенок. Пегги сетовала на смертельную усталость и днем подолгу лежала в постели. Все еще пребывая в неведении относительно ее заболевания, мы решили провести медицинское обследование. Пегги всегда была живой, жизнерадостной и полной сил. Мы ждали результатов целую неделю, пока наконец моя мать не выдержала и сама не отправилась в больницу, где должна была навестить Пегги; им даже разрешили пообедать вместе. В назначенный час мать приехала в лабораторию, но Пегги задерживалась. Зная мою мать, я могу предположить, что ее снедало жуткое нетерпение. Очевидно, она сообщила врачам, что является подругой или, может, даже матерью пациентки. Как бы то ни было, ей показали результаты анализов. Ознакомившись с ними, она сразу же почувствовала, что что-то не так, и потребовала разъяснений. Оказывается, у Пегги обнаружили рак печени в последней стадии. По словам врачей, ей оставалось жить всего полгода, не больше. Вдруг в лабораторию вошла Пегги. Моя мать поспешно спрятала результаты анализов к себе в сумочку и строго-настрого запретила врачам говорить Пегги правду. При этом мать пригрозила докторам, что в противном случае займется ими лично.