Непобежденный - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Скэрроу cтр.№ 27

— Я помню, — ответил Катон, вздрогнув от одного воспоминания. — Но это были друиды, а не Каратак.

— Конечно, он и его воины всего лишь носили головы наших парней в качестве трофеев. Так что прости меня, если я не стану лить слез по нему. Если бы он сдался несколько лет назад, избавив нас от последующего кровопролития, возможно, я думал бы иначе.

Катон не стал отвечать на хладнокровную тираду своего друга. «Интересно, — подумал он, — неужели я сентиментален». Возможно, Макрон прав, что не чувствует жалости по поводу смерти врага Рима. На войне нет места сентиментальности, и те, кто вел ее и проиграл, не имеют права рассчитывать на пощаду со стороны победителей.

Когда пленники оказались на обозрении у огромной толпы, собравшейся на Форуме, Полидор дал знак палачу, и его помощникам занять свои места. При виде механизма для удушения вопли толпы стали еще более безумными и кровожадными, точно так же как толпа наслаждалась кровью, проливаемой гладиаторами в цирке. Та же самая дикарская жажда видеть страдания и смерть, и Катон ощутил презрение к тем, кто громче всех требовал смерти. Когда механизм приготовили, а палач стал рядом с ним, Клавдий встал с трона и оглядел свой народ с величественным презрением. Все умолкли, выжидающе глядя на него.

Клавдий развел руки, будто обнимая кого-то, и глубоко вдохнул, чтобы обратиться к своему народу слабым визгливым голосом от усилий говорить громче, чтобы его услышали.

— Пришло время стать свидетелями окончательного уничтожения нашего величайшего врага, Каратака, короля британских варваров. Долгое время он сопротивлялся нашим легионам, неоднократно тесня их, но, в конце концов, ничто не устоит перед могуществом Рима и волей Юпитера, Всемогущего и В… В… Величайшего!

В поддержку ему толпа радостно закричала.

— Но п… прежде чем я оглашу судьбу этого человека, Каратака, и его семьи, не хочет ли пленник сказать покорившим его Сенату и народу Рима свое последнее слово?

Эти слова эхом отразились от возвышающихся базилик, храмов и императорского дворца, окружающих Форум, и толпа воззрилась на одинокую фигуру Каратака, стоящего отдельно от своих родных. Бритт не стал стараться, чтобы скрыть свое презрение к немощному императору и тем, кто окружал его. Но потом его взгляд упал на Катона, и они недолго смотрели в глаза друг другу. Затем Каратак отвернулся, обращаясь к Клавдию и собравшейся толпе и стараясь по возможности охватить взглядом всех.

— Я ваш пленник, как и мои родные. Вам решать мою судьбу по праву завоевателей.

Он на мгновение замолчал, а затем обратился к толпе:

— Пусть это будет моим заветом, прежде чем я присоединюсь к духам моих праотцов, великих королей и князей моего народа. Я Каратак, король катувеллаунов, самого могущественного племени в Британии… до того как легионы Цезаря высадились на наших берегах. Мы были гордым народом, воинственным, нам не было равных в битве. Мы подчинили себе триновантов, кантиев и атребатов, сделав их нашими подданными. Когда Рим вторгся в наши земли, именно на меня смотрели как на вождя, в котором возникла нужда…

Он поднял скованные руки и потряс цепями.

Макрон усмехнулся.

— Чтоб меня, скромный парень, правда?

Катон поглядел на Макрона с легким раздражением.

— Он скоро умрет, Макрон. Позволь ему сделать это с достоинством.

— Сойдет. Если он только не собирается уморить нас скукой в отместку.

Макрон уже размышлял о предстоящих плотских утехах, после того как закончится триумф и пир.

Каратак опустил кулак и продолжил, намного мягче и тише:

— Трижды мы сходились с вами в битве — и трижды были разгромлены, прежде чем пала наша столица, Камулодун. Даже когда нас было больше, мы проигрывали бой вашим легионам. Это правда, что римскому воину нет равных в мире. Он лучше вооружен, лучше обучен и более дисциплинирован, чем любой другой. Нет равных легионерам на поле боя.

— В этом он совершенно прав, — сказал Макрон.

— Точно, — тихо согласился Катон. — Но римские командующие — совсем другое дело.

Макрон выразительно хмыкнул, соглашаясь.

Каратак сделал глубокий вдох.

— Побежденные на поле боя, мы продолжали бороться все последующие годы. Иногда нам сопутствовал успех. Но в наших сердцах всегда оставались честь и желание жить свободными. Задолго до того, как ваши легионы ступили на наши земли, я слышал о величии Рима. Читал о прекрасных городах и сказочных богатствах. Почему же, когда у вас и так столько много всего, вы решили завоевать наши убогие хижины? Прежде чем вы пришли в Британию с войной, я мог бы прийти в этот город в качестве союзника, а не пленника. Но теперь я перед вами, побежденный и униженный. Когда-то у меня было множество коней, тысячи соратников и огромное богатство. Не задумывались ли вы, что я не желал все это терять? Если вы желаете править всеми, следует ли из этого, что все должны согласиться стать вашими рабами? Если бы я решил сдаться сразу же, тогда ни мое долгое сопротивление Риму, ни ваша слава победы надо мной не стоили бы того великого триумфа, который вы празднуете ныне. А еще правда в том, что если меня и моих родных казнят сегодня, то вся память об этом исчезнет.

Каратак повернулся, обращаясь к императору:

— С другой стороны, если ты выкажешь милосердие и позволишь нам жить, то мы останемся вечным примером милосердия, величия и цивилизованности Рима. Великий Цезарь, я, Каратак, последний из королей катувеллаунов, молю тебя пощадить нас.

Каратак медленно опустился на колени, протянул руки в сторону императора и склонил голову.

Клавдий жестко поглядел на Каратака, а остальные, стоящие около него, как и толпа на Форуме, замерли и молчали, ожидая ответа. Был слышен лишь шум с отдаленных улиц да щебетание мечущихся ласточек. Катон заметил, что правая рука императора, лежащая на мягком подлокотнике трона, дергается, а затем его большой палец начал медленно отделяться от остальных. У него было мерзкое предчувствие, что мольба не достигла цели. Минуло кратчайшее мгновение, за которое Катон осознал, что ему нечего терять.

Он потерял жену, потерял дом, вследствие чего, скорее всего, Луция будет растить и воспитывать его дед. Катон сделал шаг вперед и вскинул серебряное копье, чтобы привлечь внимание толпы.

— Жизнь! — выкрикнул он.

Полидор мгновенно обернулся на его крик с тревогой на лице. Остальные в окружении императора с удивлением глядели на безумца, осмелившегося выступить против неминуемой казни.

— Жизнь! — изо всех сил крикнул Катон. — Жизнь!

Он умоляюще поглядел на Макрона. Широкие плечи его друга опустились, когда тот вздохнул, и тоже вскинул копье, подхватывая клич.

А потом клич подхватили и в толпе, внизу. Кто-то неодобрительно загудел, но все новые голоса присоединялись к воззванию Катона, сначала сравнявшись по силе, а потом и заглушив призывающих к смерти, тех, кто желал удовлетворить свою жажду крови.