Генерал Снесарев на полях войны и мира - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Будаков cтр.№ 41

Таков жребий России: война за войной, тысячи их со времён ранней Руси, но эта война по численности воюющих и по железной оснастке грозилась быть неслыханной и невиданной. И здесь даже не было традиционного натиска объединённой Европы на Россию, как в наполеоновском нашествии двунадесяти языков или в Крымской кампании, где католические, протестантские и мусульманские силы дружно и совокупно со всех сторон света набросились на русские имперские границы. Нет, здесь серединные страны, германский волк, себя не щадя, растягивая себя до хруста в костях, кинулся на разно-лежащие добычи или, точнее, редуты, твердыни, стены: и на Океан (Англия), и на Континент (Россия). Германским Генштабом или были забыты или отбрасывались как устаревшие предупреждения Наполеона о необходимости если не союза, то хотя бы мира, а не вражды с Россией. И совсем непростительно было обойдено не столь давнее предупреждение Бисмарка, создателя Германской империи: «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведёт к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах собственно русских… Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезаемого кусочка ртути. Это неразрушимое государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей…»

Русские верхи, государственные и общественные, по своему пониманию России и её геополитического пути будто пребывали на двух берегах непереплываемой реки.

Одни приветствовали союз с Англией, словно позабыв умение последней создавать себеудобные, себевыгодные коалиции, воевать чужими штыками, загребать жар чужими руками; словно не она — повивальная бабушка пораженческой для России Крымской кампании, или не она устроительница противорусских Парижского, Берлинского, Лондонского конгрессов, или не она договорно, льготными кредитами и газетным криком поощряла и без обычной для неё утайки поддерживала японцев в не нужной России дальневосточной войне.

Другие говорили о вечной интриге и корысти Англии и союз видели более предпочтительным с Германией, причём были здесь не только почвенники Тютчев, Достоевский, но и либеральные Милютин, Витте. Русские англофилы указывали на вечное давление германского мира на мир славянский, Drang nach Osten, взгляд германцев на славян как на исторически обречённых нести ярем низшей расы, — будто взгляд Гегеля или тем более Маркса и был взгляд немецкого народа. Русские германофилы, более чем сдержанно-недоверчиво относясь к Англии, исповедующей бога прагматики и корысти, напоминали о том, что Россия и Германия не воевали со времён Фридриха Великого (наполеоновская принудительная эпоха не в счёт).

Член Государственного Совета, умнейший и проницательнейший П.Н. Дурново, министр внутренних дел в 1905 году, сумевший обуздать тогдашную революцию, в записке к царю за полгода с небольшим до Первой мировой войны предупреждал о последствиях, катастрофических для России, возьми она на себя «роль тарана, пробивающего толщу немецкой обороны».

Но государственные и общественные умы, и лучшие и худшие, ломали копья, как быть и с кем быть, а история вычерчивала свой план и тракт, и, видно, такая историческая судьба России: или по воле, неподготовленности и бездарности политических верхов совершать гибельные шаги, или по образу Святой Руси, по высшим христианским понятиям жертвовать собою во имя других, быть побеждённо страдающей, нежели победительно преуспевающей.

Уже в начале войны — и радость победы на галицийских холмах, и горечь поражения у Мазурских озёр. И здесь надобно вспомнить роман Александра Солженицына «Август четырнадцатого» да и всё «Красное колесо». Вспомнить о «книжном» Воротынцеве, офицере-генштабисте, по духу родственном Снесареву, о реальном генерале Самсонове — он служил в Туркестане, затем вместе с Куропаткиным, Жилинским, Юденичем наступал, отступал на сопках Маньчжурии — трагическая судьба. Вспомнить и Солженицына, воевавшего в 1945 году в Восточной Пруссии. Даже, быть может, Грюнвальдскую битву вспомнить:

«Конечно, куда веселей было бы состоять с Германией в “вечном союзе”, как учил и жаждал Достоевский. (И как Воротынцев тоже предпочитал.) Куда веселей было бы так же развить и укрепить наш народ, как Германия — свой. Но сложилось — воевать, и гордость наших генштабистов была — воевать достойно» («Август четырнадцатого»).

Одна стать — чреда патриотических заявлений с трибун, газетных полос, собраний, совсем иная стать — начать войну с первого дня и первого приказа четко, упредительно, разумно, ясно для всех. Увы, у русских запев дал царский манифест, душевно и эмоционально приемлемый, очевидный по искренности, но и обшесловный. Это ещё полбеды, но приказы командующих русскими фронтами и армиями оказались не на высоте военной чёткости, ясности и безусловности. В «Службе Генерального штаба» выдающийся военный учёный, профессор А.А. Зайцов даёт разбор приказов француза Жоффра и русских Жилинского и Самсонова, у последних — приказы беспомощные, нечёткие и длиннотные. И удивительные выражения, трансформация «озёрного пространства» у Жилинского в провиденциальное «в заозёрном пространстве» у Самсонова.

Вечные истоки муз — жизнь и гибель, любовь и ненависть, жестокость и милосердие, — сочетая высь и пропасть, нигде не проявляются более сильно, погранично, чем на войне. Минорное изречение «когда гремят пушки, музы молчат» реальностью обычно не подкрепляется. Поэзия — соприсущее бытию состояние, и крылья муз взмахивают, опаляемые под залпами-огнями орудий.

Многие поэты откликнулись на начало войны. Тон их строк был или пафосно поверхностен или же глубинно-трагичен: «Дождём размытые тяжёлые дороги и топи страшные неведомых болот» (Сергей Бехтеев).

В стихотворении Осипа Мандельштама, написанном в декабре 1914 года, чувствуется и память о недавнем победном летне-осеннем галицииском наступлении, и надежда, и, как иные полагают, уход от римско-католической идеи, и органическое приобщение к русской почве; между тем находят в нём и некое пародирование:

Офицер и поэт, вернее, поэт и офицер, по-лермонтовски — носитель чести, Николай Гумилев именно в военных стихах явил себя как подлинный талант, в его стихах суровая и праведная фронтовая страда, а воины — недавние пахари и косари — в испытательный час родины подвижнически действуют на ниве войны:

Тружеников, медленно идущих На полях, омоченных в крови, Подвиг сеющих и славу жнущих, Ныне, Господи, благослови.