Редактор газеты Telegraph Макс Хастингс никогда не считался дамским угодником. Но даже он не смог устоять перед приглашением в Кенсингтонский дворец. К принцу Чарльзу он всегда относился весьма холодно, и его симпатии были на стороне принцессы. Диану с ним познакомили ее друзья, Питер и Хайят Паламбо. Принцесса сразу же очаровала его – впрочем, как и большинство мужчин. В дневнике он писал: «Должен признать… что, как и многие другие, я не смог сохранить дистанцию… Диана… превратилась в опытного газетного лоббиста. Она постоянно приглашала к себе избранных журналистов и редакторов. Большинство из нас обманывали себя, пытаясь сделать вид, что мы даем ей советы. Не уверен, что она прислушалась хоть к одному нашему слову. Но очаровывала она нас просто блестяще»
[365].
Энтони Холден, писавший для Vanity Fair, разработал прекрасный план обретения Дианой самостоятельности: «Сотрудники Дианы стремительно переводят ее на первый план, превращая из второстепенного игрока в исполнителя главной роли в драме, сюжет которой с каждой минутой становился все более захватывающим»
[366]. Отличным примером мог служить частный визит Дианы в Париж, где ее принимал президент Миттеран. Казалось, что она – глава государства, а не скромный «полуотстраненный член королевской семьи».
Диана хотела стать послом по особым поручениям и пыталась убедить в своих способностях Джона Мейджора и симпатизировавших ей министров, в том числе министра иностранных дел Дугласа Херда (и его преемника Малькольма Рифкинда). Главной целью был Херд, который мог способствовать ее зарубежным вояжам. Всего через два дня после объявления о расставании Чарльза и Дианы Херд, который находился на европейском саммите в Эдинбурге, писал: «Она обладает невероятным сочетанием красоты и обаяния, перед которыми не может устоять ни один мужчина. Президенты, премьер-министры и министры иностранных дел понятия не имели, что происходит в нашей королевской семье, но готовы были душу заложить, лишь бы час-другой провести рядом с этой потрясающей женщиной»
[367]. Херд понимал, что и речи быть не могло об официальном назначении послом, но благотворительная деятельность Дианы часто требовала зарубежных поездок, и справлялась она с ними блестяще. «Она обратилась ко мне за помощью в одном очень важном для нее деле… работе за рубежом. Я был рад – даже, вернее будет сказать, счастлив – всячески ей помочь»
[368].
В марте Диана отправилась в Непал, желая изучить перспективы предоставления британской гуманитарной помощи этой стране. Ее сопровождала министр Линда Чалкер. Принц Чарльз, представлявший для журналистов куда меньший интерес, в это время посещал ферму павлинов в Мексике. Принцесса же на фоне экзотического Катманду являла собой мечту репортера. Журналисты заметили, что по прибытии Дианы в Непал государственный гимн не исполнялся. Все решили, что это происки дворца, но на самом деле все было не так. Это был обычный рабочий, а не государственный визит. Никто не обращал внимания на отсутствие гимна во время аналогичных поездок в Египет, Пакистан и Венгрию до объявления о расставании с Чарльзом.
Дуглас Хьюм всячески подчеркивал, что дворцовые политики никоим образом не собирались понижать статус Дианы или как-то ограничивать ее контакты с Министерством иностранных дел. А вот в аппарате принца в Сент-Джеймсском дворце считали по-другому. Примерно в то же время, когда Диана отправилась в Непал, в Сент-Джеймсском дворце проходила конференция, посвященная сохранению исторических зданий в Праге. Один из гостей «был в ужасе от того, что все собравшиеся только и делали, что всячески поносили Диану; об исторических зданиях Праги никто и не вспомнил»
[369].
Диана добилась успеха не только в Непале. В июле она отправилась в Зимбабве. О своих планах она известила не только королеву, но и принцессу Анну, которая считала, что благотворительность в Африке – это исключительно ее дело. Диана не стремилась встречаться с главами государств – ей это было не нужно. Очарованный Роберт Мугабе говорил журналистам: «Она будто освещает жизнь… рядом с ней сразу ощущаешь прилив сил и счастья!»
[370] Присутствие и поддержка представителей трех крупных благотворительных организаций – Красного Креста, «Помощи пожилым людям» и «Миссии прокаженных» – придали значения и весу ее поездке. Посещая приют для детей, осиротевших из-за СПИДа, Диана плакала. Всем детям не было еще и пяти лет, и никому из них не суждено было дожить до шести
[371]. Самые уважаемые корреспонденты, сопровождавшие Диану в этой поездке, призывали относиться к ее работе серьезно. Роберт Хардман, сотрудничавший с газетой Daily Telegraph, которая всегда придерживалась «традиционного», скептического взгляда на Диану, одобрительно писал: «Последняя поездка стала настоящим триумфом – не только столь любимых ею благотворительных организаций, но и самой принцессы. Африка, которая до сегодняшнего дня считалась бесспорной территорией принцессы Анны, получает нового покровителя…» Для более образованных и циничных читателей Хардман писал: «Эти визиты очень важны, если принцесса собирается поддерживать свой международный авторитет и продолжать работу, которую она считает своей миссией. Но ей нужно использовать их разумно и, если так можно выразиться, разнообразить диету. Избыток того, что циники называют „рутиной матери Терезы“, приведет к несварению у репортеров»
[372].
Но Диана всегда была абсолютно искренна в сочувствии – хотя эпизодов в стиле «матери Терезы» у нее тоже хватало. Из Хараре она отправилась в благотворительный центр Красного Креста Мазерера в саванне. Диана стояла у огромной металлической кастрюли и раздавала еду маленьким детям, которые пешком прошли семь миль, чтобы получить свою порцию – единственный раз в день. Фотографии получились потрясающие. Одна британская газета вышла под заголовком «„ОБЕДЕННАЯ ДАМА“ – ДИАНА ПО-КОРОЛЕВСКИ ОБСЛУЖИВАЕТ ГОЛОДНЫХ ДЕТЕЙ».
Кен Уорф вспоминает, что в тот день Диана с трудом сдерживала слезы, зная, что назавтра она вернется к своей комфортной жизни, а эти дети останутся в нищете и голоде. «Тем, кто считал, что работа Дианы – это всего лишь фотосессия в экзотических местах планеты, – писал он, – следовало бы увидеть в тот день эту усталую, измученную женщину и послушать, что она говорит о тех душераздирающих сценах, свидетельницей которых она стала»
[373].