Питер Пэн должен умереть - читать онлайн книгу. Автор: Джон Вердон cтр.№ 46

– На вашем месте я бы навел справки. Мне сказали, отдел по борьбе с организованной преступностью забрал все материалы по делу Гурикоса себе, но если тут есть связь с делом Спалтеров, вы имеете право знать детали.

Клемпер покачал головой. Судя по его виду, он предпочел бы сейчас оказаться где угодно, только не здесь. Резко повернувшись, он собрался уже сесть в свой здоровенный внедорожник, как заметил, что машина Гурни перегораживает дорогу.

– Уберешь ты свою тачку или нет? – рычание прозвучало не вопросом, а приказом.

Гурни отъехал в сторону, и Клемпер, не оборачиваясь, укатил прочь, чуть не снеся на повороте почтовый ящик.

Только тогда Гурни заметил, что возле угла сарая стоит Мадлен. На траве позади нее тихо застыли петушок и три курицы – в удивительной неподвижности, склонив головки набок, точно видели, как на них надвигается нечто страшное, но пока не могли понять, что именно.

После ужина, прошедшего в атмосфере мрачной и гнетущей и почти в полном молчании, Мадлен взялась мыть посуду – она всегда настаивала, что это ее обязанность.

Гурни пошел следом и тихонько уселся на табуретку. Он знал: если подождать достаточно долго, Мадлен непременно выскажется.

Поставив вымытые тарелки в сушилку, она вооружилась полотенцем и принялась их вытирать.

– Я так понимаю, это был следователь по делу об убийстве Спалтера?

– Да. Мак Клемпер.

– Очень сердитый тип.

Всякий раз, когда Мадлен постулировала очевидное, он знал, что подразумевается нечто иное. Сейчас, впрочем, Гурни не совсем понимал, что именно, но догадывался, что должен дать хоть какие-то разъяснения по поводу беседы, часть которой она явно услышала.

– Скорее всего, день у него выдался нелегкий.

– Вот как? – небрежный тон Мадлен не соответствовал эмоциям, стоящим за этим коротким вопросом.

Гурни уточнил:

– Как только обвинения Бинчера разошлись по интернету, у Клемпера наверняка телефон не умолкал – столько нашлось охотников до разъяснений. Начальство из управления, отдел права из полиции штата, отдел внутренних дел, кабинет главного прокурора. Не говоря уж о стервятниках из прессы.

Мадлен хмурилась, держа тарелку в руке.

– Что-то не понимаю.

– На самом деле все просто. Допросив Кэй Спалтер, Клемпер вбил себе в голову, что она совершенно точно виновна. Вопрос только в том, до какой степени это решение было принято сгоряча.

– Сгоряча?

– Ну, в смысле, до какой степени оно проистекает из того, что Кэй напомнила ему бывшую жену. И сколько законов он нарушил, добиваясь, чтобы ее осудили.

Мадлен по-прежнему держала тарелку.

– Я не о том. Я имела в виду накал ярости, который наблюдала, стоя у сарая, – он ведь чуть не потерял самообладание…

– Это все от страха. Страха, что гнусную Кэй освободят, страха, что его решение этого дела разгромят в пух и прах, от страха потерять работу, попасть в тюрьму. От страха потерять себя, распасться. Превратиться в ничто.

– Так ты говоришь, он в отчаянии.

– В полном отчаянии.

– Отчаяние. Распад личности.

– Да.

– А у тебя был пистолет?

Вопрос на миг ошеломил его.

– Нет. Разумеется, нет.

– Ты оказался лицом к лицу с разозленным психом – отчаявшимся, на грани распада личности. Но у тебя, разумеется, пистолета при себе не было? – В ее глазах застыла боль. Боль и страх. – Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты повидался с Малькольмом Кларетом?

Он уже собирался сказать, что не знал, что Клемпер будет его поджидать, что вообще не любит носить при себе оружие и берет его только в случае заведомо известной угрозы, – но осознал вдруг, что она говорит о чем-то более глубинном и общем, чем этот отдельный эпизод. А развивать столь глобальную тему сейчас ему уж совсем не хотелось.

Мадлен еще с минуту рассеянно вытирала все ту же тарелку, а потом ушла наверх. Вскоре оттуда донеслись первые ноты изматывающе дерганой пьесы для виолончели.

Гурни избежал обсуждения темы, косвенно поднятой вопросом Мадлен о Малькольме Кларете, – но теперь невольно представил себе доктора: вдумчивый, пристальный взгляд, редкие волосы над высоким бледным лбом, жесты столь же скупые, как и речь, блеклые брюки и просторный кардиган, неспешность, ненавязчивость.

Осознав, что представляет себе Кларета так, как тот выглядел много лет назад, Гурни мысленно изменил картинку, словно бы искусственно состарил на компьютере: добавил морщин, убавил волос, учел действие, что оказывают на лица время и закон гравитации. Но, недовольный результатом, тут же выбросил Кларета из головы.

Вместо него он задумался о Клемпере – одержимом ненавистью к Кэй Спалтер, твердо уверенном в ее вине, охваченном яростью и готовом нарушить любые нормы следствия, лишь бы как можно быстрее прийти к нужным выводам.

Этот подход сам по себе уже озадачивал и обескураживал – причем вовсе не отклонением от нормального хода следствия, а, совсем напротив, близостью к нему. Нарушения, допущенные Клемпером, в принципе не противоречили судебной практике, и дело было лишь в степени выраженности этих нарушений. Идея, что хороший детектив всегда руководствуется чистой логикой и открыт любым объективным выводам касательно природы преступления и личности преступника, была, в самом лучшем случае, приятной фантазией. В реальности, в мире преступления и наказания (как и в любых человеческих делах) объективность – лишь иллюзия. Само выживание требует умения делать поспешные выводы. И решительные действия всегда основываются на неполной информации. Охотник, требующий от ветеринара свидетельство, что встреченный им олень – и вправду олень, умрет от голода. Обитатель джунглей, который тщательно пересчитывает полоски на тигре прежде, чем обратиться в бегство, будет съеден. Гены, требующие семь раз отмерить и один раз отрезать, просто не передадутся следующему поколению.

В реальном мире нам приходится соединять между собой те немногие точки, что у нас имеются, и угадывать в них узор, имеющий хоть какой-то практический смысл. Система несовершенна. Как и сама жизнь. Опасность таится не столько в малочисленности точек, сколько в неосознанности действий, когда мы отдаем предпочтение одним точкам перед другими, желая получить уже сложившийся у нас в уме узор. Наше восприятие событий больше страдает от силы наших эмоций, чем от недостатка данных.

И в этом отношении ситуация была проще некуда. Клемпер хотел, чтобы Кэй оказалась виновна, – и потому легко поверил, что так оно и есть. Не вписывающиеся в этот узор точки были проигнорированы или сброшены со счетов. Точно так же, как и законы, которые препятствовали «справедливому» исходу дела.

Но на все это можно было взглянуть и в другой перспективе.