Он соглашается и скоро уже качается на волнах полузабытья, ощущая лишь теплое и нежное касание ее рук.
Слыша лишь ее голос, ласковый и успокаивающий.
Где-то между сном и усталостью расположена область полнейшей отрешенности, простоты и ясности – область, где он часто обретал безмятежность, какой не знал больше нигде. Ему казалось, это нечто вроде «прихода» у героинщика – прилив чистейшего, безмятежнейшего покоя.
Обычно такое состояние сопровождалось для него полной изоляцией от каких бы то ни было внешних стимулов, блаженной неспособностью отличить, где кончается его тело и начинается остальной мир, – но сегодня все иначе. Сегодня в кокон вплетены голос Мадлен и всепроницающее тепло ее рук.
Она говорит о том, как они будут гулять по побережью в Корнуолле, о пологих зеленых склонах, каменных изгородях, высоких утесах над морем…
Как будут плавать на каяках по бирюзовому озеру в Канаде…
Кататься на велосипеде в долинах Катскилла…
Собирать чернику…
Строить скворечники на краю луга.
Пробираться по тропинке, что ведет через ферму «Шотландское пастбище»…
Голос у нее нежный и теплый – совсем как прикосновение ладоней к плечам Гурни.
Он представляет ее на велосипеде – в белых кроссовках, желтых носках, ярких карминных шортах и сверкающей на солнце сиреневой ветровке.
Солнце прорывает облака огромным кругом света. Колесом света.
Улыбка Мадлен – улыбка Малькольма Кларета. Голос ее – его голос.
«В жизни нет ничего важнее любви. Нет ничего, кроме любви».