Ренуар - читать онлайн книгу. Автор: Паскаль Бонафу cтр.№ 33

Тем не менее месяц спустя, 15 июня, когда завершилась эта выставка, ставшая последней совместной выставкой импрессионистов, Ренуар представил пять полотен в галерее Жоржа Пти. Мадам Шарпантье настояла на том, чтобы Жорж Пти пригласил его участвовать в пятой международной выставке, где были представлены также работы Моне. Чтобы окончательно убедить Жоржа Пти, она даже пообещала ему отдать на выставку свой портрет с детьми, имевший успех в Салоне 1879 года. На следующий день Октав Мирбо выразил своё восхищение живописью Ренуара в статье, опубликованной в «Ле Галуа»: «Ренуар уже не раз менял манеру письма. Сейчас, после длительных поисков, он, кажется, добился прекрасной и спокойной ясности в искусстве. От портрета мадам Шарпантье с детьми, шедевра, ставшего важной вехой в его жизни, он пришёл к своим обнажённым, в которых передал с захватывающей достоверностью практически непередаваемое в своей свежести и прелести женское тело. А теперь, осмелюсь сказать, он поднялся ещё выше. Его “Материнство” вызывает восхищение. Эта картина воскрешает в памяти очарование примитивистов, чёткость японской живописи и мастерство Энгра». Более того, Мирбо ставит Ренуара в один ряд с Моне и Роденом. 18 июня Ренуар пишет ему письмо с благодарностью: «Я только что прочёл Вашу передовицу в “Ле Галуа”. Вы оказали мне честь, поставив рядом с двумя наиболее выдающимися представителями искусства нашей эпохи. Я не стану кривить душой. Я очень горжусь этим и очень благодарен Вам за то, что Вы вдохновляете меня на дальнейшую работу, чтобы на следующей выставке доказать всем, что Вы правы». И напротив, гневная статья Феликса Фенеона появляется в «Ла Вог» от 28 июня. Фенеон не может простить Ренуару его отказ выставляться рядом с его другом Сёра: «Пьер Огюст Ренуар отправил на выставку на улице Сез портреты мадам Шарпантье с детьми (1878 года), мадам Берар (1879 года) и мадам Клаписсон (1883 года). Он держит при себе свои хорошие картины — и лишь на его выставках мы узнаём этого лучезарного художника женской кожи и глаз цвета морской волны, весёлого и мягкого колориста, пишущего в нежных тонах». Фенеон не лучше Золя, только что опубликовавшего свой роман «Творчество», посвящённый живописи. Роман вызвал глубокое разочарование Ренуара и его друзей, хотя это и не явилось сюрпризом. Ренуар никогда не скрывал своего отвращения к произведениям Золя: «Когда хочешь описать какую-то среду, надо начать с того, как мне кажется, чтобы представить себя в шкуре своих персонажей. А Золя довольствуется тем, что открывает небольшое окошко, бросает взгляд на улицу и тут же воображает, что способен описать народ… Ну а буржуа? Но какую прекрасную книгу он мог бы написать, не только как историческую реконструкцию очень оригинального движения в искусстве, но также и как человеческий документ! Ведь именно на это он претендовал. В своём “Творчестве” он сумел всего лишь рассказать о том, что видел и слышал во время наших встреч и споров и в наших мастерских, но он так и не понял нашего искусства. В сущности, Золя совсем не старался представить своих друзей такими, какими они были, показать их достоинства…» Кроме того, Ренуар, очевидно, разделял мнение Моне, написавшего Золя: «Я борюсь уже в течение долгого времени и очень опасаюсь, как бы в тот момент, когда мы добились успеха, враги не воспользовались Вашей книгой, чтобы разгромить нас». Но в данный момент не столько резонанс от романа Золя, сколько результат поездки Дюран-Рюэля волновал группу художников и в особенности Ренуара.

Ренуар узнал, что Дюран-Рюэль, вернувшись в Париж 18 июля, поспешил к своему коллеге Жоржу Пти и выразил недовольство тем, что Пти тоже стал заниматься импрессионистами. Сам Дюран-Рюэль был весьма сдержан по поводу своей выставки в Нью-Йорке на Медисон-сквер-гарден, организованной с помощью Американской ассоциации искусств. Там были представлены работы французских художников от Будена до Сёра. Выставка имела успех и была продлена: с 25 мая её перевели в помещение Америкэн Арт Галлери. Ренуар заключил: «Американская публика, возможно, не настолько смышлёная, как французская, но она не считает нужным насмехаться, когда не понимает». Дюран-Рюэль хранил молчание о результатах продажи работ на выставке в Нью-Йорке, так как предпочитал сначала расплатиться с долгами. Тем не менее он всё-таки немного поделился и с художниками, зная, насколько остро они нуждаются в деньгах.

Этого Ренуару было достаточно, чтобы отправиться с семьёй в Бретань. Он снял небольшой дом на два месяца в Лa-Шапель-Сен-Бриаке, недалеко от Динара. Ему там очень нравится, и он спешит пригласить туда Моне. Он пишет: «Я нашёл прелестный уголок. Всё здесь крошечное, небольшие заливы с прекрасными пляжами, песок, небольшие скалы, но море великолепное. Мне кажется, что я любуюсь панорамой в каком-то морском музее. Одним словом, это красиво, но вовсе не грандиозно. Тем не менее я считаю, что тебе лучше, не теряя времени, приехать сюда и увидеть всё самому. Я снял на два месяца дом, где пять или шесть комнат для нас двоих. Если тебя это привлекает и ты хочешь приехать, не стесняйся, нет ничего проще. Я пока ещё мало что видел, наблюдал парусники почти у моего порога. Я предвкушаю увлекательные прогулки по этим многочисленным крошечным бухточкам…» Но Моне отклонил приглашение друга — у него иные планы. Если он покинет Живерни, то только для того, чтобы писать Бель-Иль-ан-Мер. А между тем Дюран-Рюэль сообщил Ренуару, что готовит новую выставку в Соединённых Штатах и хотел бы получить его свежие работы. Это несколько расстраивало планы Ренуара на лето. Поэтому он делает своему торговцу картинами предложение: «Вот чем я хотел бы здесь заняться. Я собираюсь работать здесь до конца сентября, но буду делать рисунки и акварели, предварительные этюды для работы зимой. Поэтому, вернувшись к 25 сентября, я смогу Вам дать отличные работы 19 октября или позже. Не слишком ли это поздно? Прошу Вас ответить мне. Если поздно, то я попытаюсь изменить свои планы. Я очень доволен, так как не сомневаюсь, что теперь могу писать уверенно и лучше, чем прежде». Последняя фраза успокоила Дюран-Рюэля. Ему оставалось только ждать.

Однако вскоре выставка в Нью-Йорке переносится на более поздний срок. Когда именно она состоится, пока неясно. Кроме того, американские торговцы картинами, обеспокоенные появлением на их рынке Дюран-Рюэля, добились, чтобы картины, направляемые им в Америку, облагались высокой пошлиной. Отсрочка только обрадовала Ренуара. В середине октября он переехал из мастерской на улице Лаваль в другую, на бульваре Рошешуар, дом 35, и написал Моне: «Я прибыл недавно и потратил массу времени на поиски новой мастерской… Вернувшись в Париж, я уничтожил написанные летом холсты, в работе над которыми, как мне казалось прежде, я добился большого искусства, подобно Писсарро. Несмотря на это, я очень доволен, что я снова в Париже. Я надеюсь, что Монмартр будет менее жестоким, чем море, и что, несмотря на все мои беды, я смогу подготовить отличные работы к выставке».

Дюран-Рюэль, со своей стороны, не был обескуражен проблемами, возникшими в связи с организацией новой выставки, и даже предложил и Ренуару, и Моне сопровождать его в Соединённые Штаты. 18 ноября он написал Моне: «Вчера я беседовал с Ренуаром об Америке, уверяя его, что там он смог бы добиться успеха. Он сказал мне, что, если я гарантирую ему успех, он готов ехать. А что думаете об этом Вы?» И он снова повторил с настойчивостью: «Если мы поедем туда втроём, Вы, Ренуар и я, я уверен в успехе». Ренуар подтвердил: «Я думал поначалу, что это просто шутка. Но я очень удивлён, как и ты, что всё это оказалось серьёзно. И я заверяю тебя, что я до сих пор далёк от мысли, что Америка — лучшее средство для решения наших проблем».