А ведь молодец, молодец, не побоялась…
– Понимаешь, для меня секс – нечто особенное. Это единение с партнером, это…
Она развернулась и направилась прочь из кухни, не договорив. И он знал: сейчас она обуется и уйдет навсегда, потому что не позволит втянуть себя в то, в чем не нуждается. Не позволит даже тому, к кому испытывает чувства.
Эвертон против всякой логики испытывал неуместную эйфорию.
– Ты это серьезно?
Она даже не обернулась.
– Отвезешь меня? Хотя, вызову такси.
– Подожди…
Инига обернулась, уже стоя на пороге. Печальная, окаменелая, с испарившейся из глаз радостью.
– Что?
– Я не хочу «оргий» – я соврал.
– Почему? Зачем?
Прежде чем раздались слова, они долго и пристально изучали друг друга.
– Потому что нуждался в важном для себя ответе.
Сказал – как открылся. Вдруг почувствовал себя так, будто от внутренней брони отвалился кусок, будто стал перед ней уязвимей.
– Каком?
– Том самом, который услышал.
Она все еще недоверчиво моргала – трогательная, растерянная. И он шагнул ей навстречу.
Чтобы удержать, чтобы любить в четвертый за сегодняшний день раз.
* * *
Голубое до самого горизонта бескрайнее небо, теплый ветер, простор, свобода. И до земли так далеко, что смотреть с борта «ватрушки» – коими Радка мысленно окрестила широкие, похожие на круглые надувные лодки подвесные кабинки – было слишком боязно. Дороги, леса, парки, зоны – все слилось в хаотичный и такой далекий отсюда рисунок, что ни людей, ни машин не различить вовсе.
«Безопасно, – говорил Свен, – и очень романтично!»
Романтично – да. Безопасно? Пока он не постучал по невидимому щиту, окружающему «ватрушку» у земли, Радка в нее не шагнула. И вообще, где это видано, что пикник проходил не на траве? Но Свен – чудак, Свен – романтик. Ей это нравилось. Он не стал искать нечто банальное – для их следующего свидания он выбрал канатную дорогу «Ска».
Сама бы она ни за что на нее не полезла – боялась высоты, боялась того, что сломается передвижной механизм, боялась того, что кабинка вдруг оторвется, – много чего боялась. Но он убедил. И теперь, предусмотрительно укрыв спутницу пледом, чтобы та не замерзла, расстелил на мягком полу скатерть, выставил на нее еду из корзинки – фрукты, бокалы, вино.
– Сыры, бутерброды, даже салатик настругал… Тебе нравится, любовь моя?
Он звал ее своей «любовью» так буднично, что Радка не знала, что и чувствовать. С одной стороны, приятно, с другой… с другой, как-то непонятно. Ведь они просто… друзья? Просто встречаются, просто узнают друг друга – они, что называется, «в процессе».
Она ждала его, да. Скучала по смскам, постоянно проверяла браслет, хмурилась. И теперь дивилась тому, с какой заботой Свен все подготовил – посуду, закуски, салфетки, запасные одеяла. Открыл вино, разлил по бокалам, протянул один ей, устроился рядом, обнял. И они просто «плыли» по бескрайнему воздушному пространству над «Иксом», пили вино, смотрели на далекий горизонт. Соседняя ватрушка висела так далеко, что казалась точкой.
Тепло, хоть и ветрено, ласково, уютно.
Сегодня ей не читали стихов, не осыпали сомнительными комплиментами, не призывали к свершению непристойностей. И вообще, сегодня Борода казался вроде бы расслабленным, но непривычно серьезным. Радка от этой перемены нервничала – пошлым он был ей понятнее.
– Здесь здорово. Я сама бы не решилась…
Вино грело желудок; Свенова рука шею и плечо.
– А знаешь, ведь нигде на Уровнях такой канатки больше нет… Чтобы со щитами, чтобы продувались ветром, чтобы как будто сидишь в…
– Лодке?
– Ага.
Они не смотрели друга на друга и улыбались. И снова долгий отрезок тишины.
А после вопрос:
– Слушай, поехали со мной отсюда, а?
И ей вдруг стало ясно, что это все – пикник, «ватрушки», вино – подготовлено ради именно этого вопроса. Заданного почти что в шутку, легко и непринужденно.
Радка прикинулась, что глубокого подтекста не заметила. Поинтересовалась осторожно:
– Поехали… куда?
– Домой.
Домой? К нему домой? Им обоим?
Глоток вина; едва заметное подрагивание толстого каната над головой, скрип поддерживающих пружин.
– А где ты живешь?
– Имеешь в виду, хватит ли нам там места? Поверь мне, хватит. У меня просторно.
Специально ушел от ответа – «квартира, дом, коттедж»? Увильнул. Хитер.
– Ты предлагаешь… мне…
Радка все еще пыталась прояснить, что же именно ей только что предложили.
– Да, уехать отсюда. Насовсем. Бросить эту работу и жить вместе.
«Быть твоей женщиной», – ей делали предложение?
Заметалось внутри смятение. Кажется, Борода был настроен куда серьезнее, чем ей казалось, и от этого почему-то дрожало сердце.
– Если я брошу работу, то на что… мы, – слово далось ей непривычно, – будем жить?
– На что? Ну, я скопил пару монет. Рассовал под матрасы – нам хватит.
И снова ответ «вскользь». Не пояснил ни кем работает, ни сколько зарабатывает – Радкино беспокойство усилилось.
– А живешь-то ты где?
Спросила сама будто в шутку.
– На тринадцатом, в Брайтвиге.
– На тринадцатом?! – дернулась, как от пощечины. – Так я же оттуда уже ушла. Я на четырнадцатом уже, мил человек!
Свен убрал руку, сел перед ней, внимательно посмотрел в глаза – ни тени улыбки.
– Мы дойдем до четырнадцатого вместе. Снова. Ты и я.
– Ты… ты вообще… понимаешь, что говоришь? Предлагаешь мне переехать с тобой? Неизвестно куда? Где у меня ни подруг, ни друзей?
– Там у тебя буду я.
Радка вдруг пожалела, что согласилась на этот пикник. Что ждала его смсок, что слушала стихи, что выходила к нему в сад. Медведь однозначно торопил события – просил от нее того, чего она не могла ему дать, – не была уверена, что хотела этого.
– Радость моя, ты не переживай, – говорили ей, тем временем, мягко, – я человек рабочий. Обеспечить нас – всегда обеспечу. Что подруга останется на четырнадцатом? Так однажды вы увидитесь вновь. Зато там у тебя буду я.
И мольба в глазах, от которой ей почему-то делалось больно.
– Может, я не идеальный мужик, но на руках тебя носить обещаю. Всегда смогу защитить, всегда услышу, всегда поддержу, всегда утешу. Яичницу смогу сварганить на завтрак, одеяло ночью буду подтыкать, следить, чтобы радовалась моя радость, чтобы улыбалась.