Первоначально «Иностранец» получал от Министерства иностранных дел за работу скромное вознаграждение в размере 500 мексиканских долларов в месяц. По мере роста заинтересованности в работе их тандема эта сумма была увеличена вдвое, а по возвращении из Харбина после конфликта на КВЖД было обещано выплачивать ежемесячно с 1 октября 1929 г. по 1700 долларов за ценную работу «Иностранца» и Кассони, как говорили в министерстве.
В отношении агентурной работы с «Иностранцем» деятельность Кассони первоначально выражалась в инструктировании «патрона» и контролировании его источников. В дальнейшем сведения собирали оба; доклады составлялись «Иностранцем» после сопоставления и корректировки информации.
Согласно полученной в январе 1929 г. директиве Центра, предполагалось, что работа «Иностранца» должна быть направлена в первую очередь на выяснение позиции китайских руководящих кругов и политических деятелей. Одновременно предписывалось освещать военно-политические и «широкие стратегические вопросы». Этим он и занимался до конца сентября 1929 г. Попутно, главным образом из материалов, добытых для Министерства иностранных дел, предоставлялись сведения контрразведывательного характера – о деятельности атамана Семенова, белоэмигрантах, выявленных советских агентах, о намерении полиции провести аресты коммунистов и т. д.
Помимо китайских связей к сотрудничеству было привлечено несколько агентов (по большей части русских) французской полиции и японской разведки, в том числе генерал Власьевский, доктор Крайтнер и другие. В процессе вербовки находился начальник разведки агентства ЮжноМаньчжурской железной дороги.
Русские агенты давали сведения о деятельности японской разведки в Шанхае и активности белогвардейцев в этом городе. Власьевский поддерживал связь с Семеновым и давал материалы «Братства русской правды» о выявленных советских агентах. Крайтнер представлял все материалы, разработанные германской военной миссией.
Характеризуя «Иностранца», Кассони пытался ответить на вопрос, почему он пошел на сотрудничество с советской разведкой. Материальная заинтересованность не была здесь определяющим фактором, так как сумма, выплачиваемая ему шанхайской резидентурой, не покрывала полностью даже его расходов по добыванию интересовавших разведку сведений и он должен был доплачивать из средств министерства. Кроме того, даже при его полуофициальной связи с китайским МИД, любая иностранная разведка платила бы ему гораздо больше, чем советская. Он мог бы по крайней мере параллельно работать на другие иностранные разведки и хорошо зарабатывать. Однако «Иностранец», по утверждению Кассони, этого не делал. Во время скитаний по всему миру «Иностранец» лишился подданства и не имел никакого паспорта – оказался человеком «без национальности». Его судьба в Китае зависела от частых и неожиданных перемен в политической обстановке, и поэтому он искал для себя, по его выражению, «страну упора». Этим требованиям, по его мнению, отвечал Советский Союз, страна победившей революции, где все его способности, такие как знание иностранных языков, умение приспосабливаться к любой обстановке, находчивость и т. д., вполне могли быть востребованными.
По утверждению Кассони, в течение 1929 г. «Иностранец» работал (исключая китайцев) только на советскую разведку. Его связи с сотрудниками других разведок были, как доносил Кассони, «…более или менее случайными и всегда с нашего ведома и разрешения, а часто по нашим заданиям». Его работа для Министерства иностранных дел самими китайцами оценивалась как отличная, но она производилась под контролем резидентуры. Все сведения, передаваемые «Иностранцем» китайцам, предварительно проверялись Кассони, а зачастую и Гурвичем. Отметал Кассони и другое обвинение против «Иностранца», что он якобы частенько не давал сведений, несмотря на то что располагал ими.
В этой связи Кассони отмечал, что информационные возможности «Иностранца» не были постоянны и сильно зависели от любых изменений в расстановке китайских руководящих кругов. Так, в частности, в начале работы с Кассони, «Иностранец» (как и во все время его сотрудничества с разведкой) делал ставку на возможность прихода к власти «левого» Гоминьдана, вернее, блока Фэн Юйсян – Ван Цзинвэй. В этом случае и он сам, и Кассони, без всякого сомнения, получили бы хорошие официальные назначения. Когда в ноябре 1928 г. «Иностранец» устроился секретарем Военного министерства, он имел возможность получать «хорошие сведения».
После ухода Фэна и отставки военного министра его связи с Военным министерством прервались. Когда в августе 1929 г. прежний военный министр вернулся на свой пост, «Иностранец» опять восстановил прерванные связи. В результате намечалось его назначение на должность по линии Военного министерства, о чем свидетельствовало письмо министра, адресованное лично «Иностранцу». Копия письма была представлена в Центр. В Министерстве иностранных дел, несмотря на положительную оценку его работы, «Иностранец» тем не менее особым доверием никогда не пользовался и только в последние два месяца 1929 г. мог получать интересовавшие разведку сведения о направлениях внешнеполитической деятельности Китая, в частности инструкции по проведению китайско-советских переговоров.
Было одно обстоятельство, которое, возможно, привело к провалу Кассони и «Иностранца», желавшего устроиться в Москве и стать «нашим» работником». Ему еще при Горбатюке была обещана поездка в СССР для установления непосредственной связи с Центром, а потом уже Гурвич заверял его, что летом 1929 г. он поедет в отпуск в Москву. Однако в мае 1929 г. ему в этой поездке было отказано, и он усмотрел в этом недоверие к себе и посчитал, что сотрудничество с ним в скором времени подойдет к концу. Естественно, что при таком раскладе он попытался отыскать «опору» в другом месте. Об этом «Иностранец» сказал Кассони «только постфактум», сообщая, что он связан продолжительное время с китайской компартией через своего секретаря «Чжана», а после отказа в поездке в Москву решил укрепить эту связь, вплоть до вступления в компартию. Центр в конце концов принял решение направить «Иностранца» в Москву.
Надуманным, по мнению Кассони, было и обвинение в том, что «Иностранцу» якобы известна вся шанхайская резидентура и он только ждет удобного момента для провокации. «Иностранец» после отъезда Горбатюка и Натальи Никандровой никого, кроме Кассони, не знал и не сделал никаких попыток выявить кого-либо еще из числа сотрудников резидентуры или агентов. Что касается собственной безопасности, то Кассони был уверен, что «Иностранец» за весь год не подвергался никаким опасностям и мог бы продолжать работу в том же духе, без угрозы провала, разумеется, при умелой организации связи с резидентом.
Такую же позицию занял и Гурвич, который 23 октября 1929 г. докладывал Берзину, что в связи с отъездом «Иностранца» в «Мекку» (Москву) он намерен дать оценку его работе. Учитывая особенности оперативной обстановки в Шанхае, по словам Гурвича, «Иностранец» был нужным работником и всегда сохранял лояльность Москве. Он предлагал использовать его в одной из стран Западной Европы или возвратить обратно в Китай после поездки в Москву. Однако ни того, ни другого сделано не было. В учетной карточке «Иностранца» было записано, что его исключили из агентурной сети как двойника в 1930 г.