Война братьев - читать онлайн книгу. Автор: Джефф Грабб cтр.№ 34

Кайла слегка кивнула и сказала:

— Я сказала правду. И в любом случае, он лучший кандидат из имеющихся.

Правитель глубоко вздохнул, протер глаза, протянул чертежи обратно толстому часовщику и произнес:

— Ну что же, раз так, то нечего нам тут рассиживаться. Давайте выйдем и поприветствуем моего будущего зятя.

Изысканность церемонии даже по иотийским стандартам выходила далеко за пределы разумного. В Крооге было более тридцати больших храмов и целая уйма храмов поменьше, и настоятель каждого считал, что должен принять участие в свадьбе. Кайла пыталась сосчитать число ведущих обряд священников, но сбилась после пятнадцатого или шестнадцатого.

Все длилось невыносимо долго. Читались проповеди. Распевались молитвы. Изгонялись нечистые духи. Призывались боги. Снова читались проповеди. Снова пелись молитвы. Молодые целовали иконы. Молодые возлагали руки на священные книги. Молодые танцевали вокруг церемониального костра. Молодые окунались в святую воду и пили освященное вино. Молодые выпустили на волю голубку и сожгли свиток с перечислением всевозможных напастей. Молодые прошествовали сквозь анфиладу обнаженных клинков. Тут и там молодых благословляли и желали счастья. А поскольку Урза был родом из Аргива, то жениху и невесте возложили на лоб по золотому венцу, которые вдобавок были скреплены друг с другом серебряной цепочкой.

Кайла так и не узнала, в какой же именно момент того бесконечного дня она официально сочеталась браком с Урзой, ученым из Аргива, отныне Главным изобретателем Кроога. Все, что она могла сказать, — это что к концу дня ни у кого не осталось ни малейших сомнений в том, что она вышла замуж на самом деле и по всем (о, сколько же их оказалось разных!) правилам.

И ко всему Урза отнесся с пониманием, без единого намека на раздражение, столь свойственное мужчинам в таких ситуациях (папочка едва мог усидеть на одном месте уже после седьмой молитвы). Молодой человек ни разу не заскучал, ни на миг не дал понять, что лишь терпит все это безумие. Казалось, он делает в уме заметки по поводу всего, что видит, но ничего не хочет ни осудить, ни одобрить. Кайла предполагала, что будет лицезреть его снисходительную улыбку во время отправления самых старинных иотийских обрядов, на взгляд обычного аргивянина просто диких, но даже в эти моменты жених и бровью не повел.

Длившаяся, казалось, целую вечность церемония завершилась не уступавшим ей в неторопливости шествием по улицам города, где счастливый народ размахивал руками и подбрасывал в воздух разноцветные ленты, а за шествием последовал пир на несколько дюжин перемен блюд. Торжественная подача каждого кулинарного шедевра сопровождалась безумно длинными тостами со стороны всех, кто считал, что в ряду славословий все еще остался невысказанный комплимент в адрес принцессы и до сих пор мало кому известного человека, которому выпало счастье столь удивительным способом завоевать ее руку.

Наконец, когда давно забылся звон и полночного колокола, когда закончились и церемония, и процессия, и пир, молодых отвели в предназначенное для них крыло дворца, в свадебные покои. Там уже находилось приданое, к которому добавились дары от могущественных государственных мужей. Брачное ложе было застелено простынями из алмаазского шелка и усыпано лепестками роз. В нескольких жаровнях курились благовония, горели свечи.

Удостоверившись, что новобрачные ни в чем не нуждаются, сопровождавшие пару слуги поклонились и чинно закрыли за собой двери.

Кайла глубоко вздохнула и протянула руку юноше, который отныне был ее мужем. Урза нерешительна протянул ей свою, и принцесса заметила, что стройный молодой человек дрожит, и при каждом прикосновении по его телу словно ток проходит. Принцесса задумалась, а понимает ли он, что она все это видит.

Отбросив эту мысль, наследница сказала:

— У тебя сильные руки.

— Для работы с машинами, — прохрипел он, — требуются сильные пальцы.

— И глубокий ум, — добавила принцесса и обняла его, не преминув отметить, что все мускулы на теле юноши сжались, как пружина ее музыкальной шкатулки.

— Кайла, — прошептал Урза, зарывшись в ее волосы, — мне нужно кое-что тебе сказать.

Кайла замерла, но лишь на мгновение.

— Ты можешь сказать мне все, — томно сказала она.

— Мне… — начал было Урза, но затем выскользнул из объятий жены, чтобы заглянуть ей прямо в глаза. — Мне говорили, что я разговариваю во сне.

Она улыбнулась и прижала два пальца к его губам.

— Это ничего, — сказала принцесса заговорщицким шепотом. — Я очень хорошо умею слушать. — И поцеловала его.

Когда же закончилось то, что последовало после этого, Кайла заснула. Ее дыхание было глубоким и спокойным. Она лежала на боку, вытянувшись вдоль долговязого тела Урзы. Он ласково прикоснулся к ее лбу. Она изогнулась, перевернулась на другой бок и заснула еще крепче.

Урза осторожно соскользнул с брачного ложа. До рассвета оставался еще час, столица Иотии мирно спала за стенами спальни. Невидимый из окон его нового дома город, вволю повеселившийся на празднике, устроенном в его честь, был погружен в сон. Между дворцом и рекой Мардун горело лишь несколько огней.

Юноша медленно пересек комнату. Одну за другой он погасил оплывшие свечи, оставив лишь единственную. Затем он подошел к приданому. Оглядев принадлежащие ему теперь сокровища, Урза опустился на колени и, стараясь не дышать, извлек из-под рассыпающихся драгоценностей тяжелую книгу с транскими знаками на корешке. Книгу неведомого Джалума.

Урза отнес ее на стол у дальней стены спальни. Вставив свечу в подсвечник, он сначала долго смотрел на свою молодую жену, безмятежно спящую во тьме алькова. А потом раскрыл древний фолиант и погрузился в чтение.

— Вставай, раб, — прорычал надсмотрщик, ткнув Мишру кнутовищем в бок. Коренастый юноша застонал и попытался увернуться, за что заработал еще один тычок. Человек с кнутом повторил приказ на фалладжи: — Ракик! Кайим!

Мишра прокашлял в ответ, что не спит, и приподнялся на локтях, чтобы убедить в этом надсмотрщика. Тот плюнул и отправился к следующему рабу, а Мишра уселся протирать засыпанные песком глаза.

Ему снилась тьма, беспросветная и черная. Он был один, совсем один, без Токасии, без Урзы, без остальных. Они бросили его на произвол судьбы. А из самого сердца тьмы звучало пение. Красивое, сладкое пение — голос его зеленого камня. Который у него отобрали. Отобрали вместе с надеждой на будущее. И отобрали навсегда, он был убежден в этом.

Мишра несколько раз моргнул, стараясь вытряхнуть из головы тьму, которая, казалось, и наяву не желала покидать его. Потянувшись, младший брат огляделся вокруг и вновь удостоверился, что мир, в котором он бодрствует, немногим лучше того, в котором ему снятся сны. Он был в лагере сувварди. Они взяли его в плен. Теперь он был просто вещью, чьей-то собственностью. Он был рабом, ракик.