Лекарство от долгой жизни. Серия «Невыдуманные истории на ночь» - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Ракитин, Ольга Ракитина cтр.№ 25

— Ведь она получила не всё. Была ещё и вдовья четверть, — заметил Шумилов.

— Да, если быть совсем точным, то надо сказать, что из сорока процентов акций Егора Митрофановича десять получила Варвара Протасова, а Александре Егоровне достались тридцать. Итак, после смерти Егора Дубровина акции компании оказались распределены следующим образом: Александра Максименко имела тридцать шесть процентов — тридцать, полученные по завещанию, и шесть, выделенные ей в 1882 году. Варвара Протасова владела четырнадцатью процентами — десять получены были в счёт «вдовьей четверти» и четыре четырьмя годами ранее. Мой брат Николай держал четыре процента. Остальные сорок шесть процентов распределялись между Степаном Дубровиным и мужем и женой Сичкиными. В каких долях, для нас сейчас неважно, поскольку эти люди отношения к нашей истории практически не имеют.

В 1887 году между мамашей и дочерью возникли разногласия: Варвара Протасова стала вести агитацию против Николая и предлагать Александре изгнать его из правления. Сделать это можно было, например, выпуском очередной серии акций и их продажей по закрытой подписке. Николай фактически не имел сбережений и не смог бы выбрать свою квоту. С помощью этого приёма, его долю в общем капитале компании можно было бы уменьшить с четырёх процентов до, скажем, половины процента, а акционеры, владеющие менее, чем одним процентом акций, не участвуют в заседаниях правления.

— Иными словами, госпоже Протасовой было не но душе то обстоятельство, что Егор Митрофанович в своё время возвысил Николая, — подытожил Шумилов.

— Именно. Трудно сказать, чем она руководствовалась. Полагаю, считала его неровней, плебейской кровью, правда, непонятно из каких патрициев сама вышла? Может, хотела для дочки дворянина с титулом… Да сама, видать, забыла, что Александру-то в девках прижила, и что есть-пить с серебра стала только, когда Егор Митрофанович овдовел и Александру удочерил. Да что уж теперь… Варвара Андреевна человек очень гневливый, самонадеянный и, смею сказать, неумный. Она не понимала, что Николай истово работал на «Волжско-Уральскую пароходную компанию», отдавал всего себя делу, жил этим. Он зарабатывал деньги для всех, в том числе и для неё, дуры! — Антонин невольно возвысил голос, и люди за соседними столиками стали на них оглядываться.

Антонин замолчал на какое-то время и, несколько успокоившись, продолжил:

— Протасова считала, что, объединив свои четырнадцать процентов акций с тридцатью шестью процентами дочери, сумеет взять компанию под полный контроль и расправиться как со Степаном Дубровиным, так и с четой Сичкиных. Но до этого не дошло. Александра Егоровна неожиданно воспротивилась плану мамаши и отказалась голосовать солидарно с нею. Между ними вышел колоссальный скандал, ругались и матерились они, как последние сапожники, честное слово! И дочка, дабы посильнее насолить матери, переписала свои акции на мужа.

— Что? — Шумилову показалось, что он ослышался. — Оформила доверенность для голосования на заседании правления?

— Нет, в том-то и дело! Оформила дарственную. И сами акции были перемещены из её сейфа в «Волжско-Камском банке» в сейф Николая в том же банке.

«Ну, вот он и мотив», — подумал Шумилов.

— Скажите, Антонин, а не могло это произойти под давлением Николая? — спросил Алексей Иванович. — Я понимаю, что память о брате — святое для вас, но всё-таки… Согласитесь, это как-то подозрительно выглядит: юная и неопытная жена — сколько ей тогда было? — добровольно отказывается от миллионного состояния.

— Ну, не столь уж и юная и неопытная. Это было два года назад, ей уже двадцать один год исполнился, это точно.

— Хорошо, двадцать один год. Ни с того, ни с сего она передает все права на свои капиталы мужу, который, заметьте, старше, много квалифицированнее и должен бы понимать, как подозрительно это выглядит со стороны.

— Я согласен с направлением ваших мыслей, но тут надобно знать брата и Александру и их взаимоотношения: он был поглощен делами компании, заботой о семейном благосостоянии, она же — только тратила, тратила, капризничала и опять тратила. Ей было решительно неинтересно, откуда берутся деньги, главное, чтобы они были всегда и в необходимом количестве. Так что, думаю, этот перевод капиталов на имя брата объяснялся деловой необходимостью, а вовсе не желанием отобрать у жены ее состояние. Опять же, очень важным обстоятельством было страстное желание доченьки нагадить… — уж извините! — мамаше. Если бы не было между ними склоки, то не было бы и дарственной, я в этом абсолютно уверен.

— Это дурная кровь. — Молчавший до сих пор Португалов неожиданно подал голос. — Желание действовать от противного: назло мужу сяду в лужу! Весьма характерное поведение для неврастеников. И вообще, раздумывая над той жизненной коллизией, что мы видим в отношениях Николая и Александры, я постоянно вспоминаю фразу из памфлета, прочитанного с «Пчеле»… автором его, кажется, являлся сатирик Тертуллиан Пшеничных — это псевдоним, конечно же, вы понимаете.

— Что за слова? — Шумилов не понял подтекста и потому решил уточнить.

— Сварливая жена — лучшее лекарство от долгой жизни. Сказано в точности про обсуждаемый нами случай.

На некоторое время повисла пауза, собеседники обдумывали услышанное.

— Пройдёмтесь, господа, — предложил, наконец, Шумилов.

Пиво было выпито, жареные колбаски съедены. Покинув столик под гостеприимным навесом, троица отправилась бродить по садовым аллеям, расцвеченным фонариками за цветными стёклами. Оркестр по-прежнему играл, хотя теперь его музыка едва доносилась сквозь густую зелень.

— Что же было дальше? — полюбопытствовал Шумилов.

— Уже в конце 1887 года Александра завела себе любовника — есть тут такой хват, Панфилов, мерзкая, абсолютно аморальная личность, в полиции служит. Николай, конечно, узнал, объяснился с женой. А она ничуть не смутилась, буду, говорит, делать то, что хочу. Ты мне не указ и должен спасибо сказать, что я тебя из грязи вытащила. Я вам нарочито так подробно про акции и доли в капитале компании рассказывал, дабы вы ясно представляли, кто кого, на самом деле, откуда вытаскивал.

— Николай рассказывал вам об этом сам? — уточнил Алексей Иванович.

— Да, сам. Он вообще был достаточно сдержанным человеком и очень одиноким, погружался в работу с головой… И только со мной, наверное, и был откровенен, хотя мы виделись редко. Я тогда в Таганроге жил.

— А почему же он не развёлся с нею? Жить вместе после таких слов…

— Знаете, Алексей Иванович, у нас никто не разводится, что бы там ни было. Как-то это не принято, неприлично, что ли. Клятву перед Господом давал? Давал. Вот и неси свой крест. Да и потом… Он на всякие её взбрыки не очень-то внимание обращал, большим делом был занят. А она на людях изображала заботливую жену. Это у неё есть — я имею в виду, пыль в глаза пустить… Да ведь он ей и не досаждал ни в чём. Так они и жили — каждый в своем мире. А потом появился этот Аристарх. Случилось это в январе 1888 года. Причём, вот ведь ирония судьбы! — его ввёл в дом сам Николай. Дело в том, что когда Николай учился в местном коммерческом училище, он довольно долго жил у родителей этого Аристарха, подружился с ними. Потом он уехал в Астрахань, на несколько лет пропал из вида. И вдруг возвращается в Ростов главой местного отделения компании. Аристарх к этому времени подрос, и его родители попросили Николая пристроить сынка к делу. Николай сначала его в контору взял помогать по мелочи, потом в дом привёл, и постепенно Аристарх стал чем-то вроде домоправителя. И даже жить стал с ними под одной крышей. Александра очень подружилась с его сестрой Софьей — они ровесницы, а с Аристархом закрутила роман, хоть он на два с лишком года моложе неё. В общем, получилась семейная идиллия. Вот только Николаю места в этой идиллии не нашлось. Я думаю, он стал им мешать, а просто развестись с ним Александра уже не могла, поскольку боялась лишиться всех своих акций, которые по глупости на него переписала. Вот тогда они и задумали убийство и просто ждали подходящего случая. И тут вдруг неожиданно Николай заболел тифом и был очень плох. Они ждали, что, может, он умрёт своей смертью, но Николай поправился. И тогда они решились на отравление.