Земля несбывшихся надежд - читать онлайн книгу. Автор: Рани Маника cтр.№ 53

Наконец какой-то звук проник через мой кокон боли.

Прищурившись от полуденного солнца, которое светило мне прямо в глаза, я повернулась и увидела своего мужа, стоящего в дверях кухни. Его широкое темное лицо выглядело отвратительно, и я тут же почувствовала такую ненависть, какой никогда в жизни не испытывала. Как мог он оставить нас самих защищаться от японских солдат, в то время как сам сидел, сплетничая с тем дрожащим старым сикхским охранником у банка? Это он во всем виноват! Меня захлестнула черная ярость так, что я уже ничего не видела. Не думая, я развернулась и кинулась к мужу, дико крича в его тупое, потрясенное и уродливое лицо. Барабанная дробь в моей голове стала настолько громкой, что, хотя я и видела, что его губы двигались, но не слышала те звуки, которые, должно быть, вылетали из них. Мои пальцы попали на его высокие скулы, а короткие ногти вонзились в его кожу, блестящую от пота, я рванула их вниз так злобно, как только могла. Сначала Айя был слишком потрясен, чтобы реагировать, но когда я завыла и снова подняла руки, он перехватил и крепко, как тисками, сжал их.

— Лакшми, прекрати, — сказал он, я посмотрела на его исцарапанные щеки, на кровь, стекающую за воротник с неестественной привлекательностью. — Где дети? — спросил муж настолько тихо, что мне пришлось оторвать взгляд от воротника и посмотреть в его маленькие, испуганные глаза.

— Они забрали Мохини, — невнятно сказала я, и так внезапно, как мой гнев возник, так же он и исчез. Я чувствовала себя потерянной и очень нуждалась если не в муже, который заберет мою ношу хотя бы на час, то хоть в ком-нибудь, кто сможет сделать все, как раньше. Его ноздри раздулись, как у какого-то огромного животного в приступе боли. Внезапно он оказался на коленях.

— Нет, нет, нет!.. — Айя задыхался, смотря на меня широко открытыми глазами, все еще не веря. Я взглянула на него сверху вниз, и во мне не осталось ни боли, ни жалости. Нет, он не сможет взять это бремя даже на час. Муж поднялся очень медленно, как очень старый и больной человек, и пошел отодвинуть ящик. Дети выскакивали, рыдая, в его большие руки. Он собрал их поближе к себе и рыдал вместе с ними. Я видела их, моих детей, как они украдкой бросали наполненные страхом взгляды на меня и снова прижимались к нему. Даже Лакшмнан. Дети — такие предатели.

— Я рассказала им о соседской А Мои, — сказала я и увидела, как напряглась спина моего мужа.

— Зачем? — шепотом спросил он, потрясенный.

В его взгляде был такой непередаваемый ужас, как будто я всадила ему нож в спину. Что ж, он так и не узнал меня после всего. Кровь стекала по его темным щекам и капала на его воротник.

— Потому что я думала, что смогу спасти Мохини, — медленно ответила я. Одинокая слеза стекла по моей щеке. Да, только тогда я поняла, что натворила. И все же, если бы выпал шанс, поступила бы я по-другому? Возможно, если бы я умела лучше участвовать в такого рода торгах. Если бы только она сумела убежать в поля и спрятаться в кустах. Если бы только Лакшмнан не упал. Если бы только…

— О Боже, о Боже, что ты наделала? — тихо сказал мой муж. Он еще раз обнял цепляющихся за него детей и сказал: — Я пойду к соседям и, если еще не поздно, постараюсь предупредить их, но если уже слишком поздно, не хочу, чтобы кто-нибудь когда-нибудь еще упоминал об этом.

Дети энергично закивали. У них были такие огромные испуганные глаза. Айя выбежал из дома. Мы ждали в кухне. Никто не двигался, пожирая глазами друг друга подобно незнакомцам из разных лагерей. Севенес вбежал в кухню. Видимо, собрание бойскаутов закончилось. У него был разъяренный взгляд. Он, должно быть, увидел мои кровавые следы.

— Неужели крокодил забрал Мохини? — задыхаясь, спросил он.

— Да, — сказала я. Мой сын назвал все своими именами.

— Нужно найти Чибинди! Только он теперь может ей помочь! — дико закричал он, стремглав бросившись из дома.

Айя вернулся очень быстро. Было слишком поздно. Солдаты уже увели А Мои. Той ночью Лакшмнан убежал из дома. Он не позволил бы мне удержать его. Я видела, как он направился в джунгли, где Севенес обычно пропадал с тем отвратительным мальчишкой, заклинателем змей. Лакшмнан вернулся следующей ночью, в царапинах и синяках. Он не спрашивал о сестре, так как видел по моему лицу, что солдаты не вернули ее. Тогда я этого еще не знала, но именно в этот день я потеряла сына навсегда.

Я поставила перед ним тарелку с едой. Он очень долго смотрел на нее так, как будто внутри него происходила какая-то борьба. Потом вдруг набросился на еду и ел, как будто не видел еды в течение многих недель. Как изголодавшееся животное. И тут его жестоко вырвало в собственную тарелку. Рот и подбородок Лакшмнана были испачканы кусочками частично переваренной пищи. Сын посмотрел на меня и завыл.

— Я не могу есть то же, что и она! Оно прокисло. Совсем прокисло. Она хочет умереть. Ама, она просто хочет умереть! Помогите ей, кто-нибудь, пожалуйста, пожалуйста!

Я испуганно наблюдала за Лакшмнаном, а он рухнул на пол к моим ногам, продолжая выть тонким голосом, свернувшись клубочком. До сих поря до конца не понимала, что мои двойняшки действительно имеют какую-то внутреннюю связь, что даже никакие слова им не были нужны. Что они чувствовали? Какие звуки, какие запахи, какие мысли, какие эмоции, какую боль, какую радость? Сын продолжал выть у моих ног…

С тех пор Лакшмнан очень изменился — он как будто поменял детскую курточку на взрослый мужской плащ. И с такой готовностью, что я перестала воспринимать его как ребенка. Теперь мой старший сын вставал еще до того, как солнце появлялось над горизонтом, чтобы разнести накрытые ведра со свежим молоком по кофейным магазинам в городе, и возвращался с пачкой «банановых» банкнот. Он выгонял пастись коров на поля, косил длинную траву для вечерней кормежки, перегонял их к маленькой речушке купаться и чистил загоны два раза в неделю.

Он охотился на дичь для всей семьи и стирал одежду, которую я замачивала на ночь до этого в золе и воде, слитой от вареного риса, когда уже не оставалось мыла. Он делал всю мужскую работу, но ведь по сути он был еще только мальчиком. Я не могла видеть его в таком состоянии. Я села на корточки около него.

— В этом нет твоей вины, — сказала я, гладя его волосы, не зная, что в его голове тысячи голосов шептали: «Это сделал ты, Лакшмнан. Ты сделал это — позволил японским собакам забрать ее». Я попыталась обнять его, но он даже не видел, что я сижу на корточках рядом с ним и слезы бегут по моим щекам.

Он не чувствовал мою руку. Лакшмнан поднял сцепленные руки к щекам и закричал, но все равно голоса в его голове не исчезли. «Лакшмнан, ты сделал это! Лакшмнан, ты…» Его лицо превратилось в маску отчаяния.

Я чувствовала непонимающие взгляды других детей, стоящих в дверях, защищенных и чистых в своей печали и непонимании, но Лакшмнан был оглушен сознанием собственной ужасной вины. Он любил ее больше всех и теперь сам был ответственен за ее позор. Если бы только он не был настолько неуклюж. Если бы только он сразу вылез, как только упал! Если бы только…