Юсковские подрядчики ухитрились заполучить лес на порубку возле Минусинска в бору – оголяли земли, где потом, много лет спустя будут свистеть ветры, перемещая сыпучие пески. В завтрашний день никто не заглядывал, жили днем сущим.
За два года войны немало выцедили из Минусинской округи хлеба, а еще больше скота. И казна цедила, и военное ведомство, и скотопромышленники, и даже иноземные купцы.
«Мяса, мяса, мяса! Хлеба, хлеба, хлеба!» – гребла война по аулам, селам, деревням.
За устьем холодноводной бурной Тубы пароход отвалил от левого берега, и, сбавив ход, с промерами дна вошел в Татарскую протоку Енисея. Вдали дымился Минусинск.
Чем ближе пароход подплывал к Минусинску, тем жестче был взгляд Елизара Елизаровича. В уме сами по себе складывались соображения, разговоры с управляющим и скупщиками и особенно с дотошным бухгалтером, который непременно выложит на стол счета, реестры и будет высказывать свои особые заметки, предостережения, на что Елизар Елизарович обычно отвечал: «Все мои капиталы и обороты у меня в башке…»
Еще до того как «Дедушка» отдал якорь в Тагарской протоке и стальная цепь со скрежетом сползла в воду, Елизар Елизарович, озирая пристань с капитанского мостика, увидел на пологом берегу брата-урядника Игнашку и удивился: какая нелегкая занесла его па пристань?
– Игнат Елизарович встречает, – сообщил Григорий.
– Вижу.
И, нахлобучив шляпу на лоб, буркнул:
– Неспроста явился сом.
– Может, с Дарьей Елизаровной что случилось?
– С Дарьей? Што еще с ней может случиться? – дрогнул Елизар Елизарович и, уходя, напомнил: – Проследи гут за выгрузкой товаров, схожу к Игнашке.
Пароход пришвартовывался к затопленной барже. Елизар Елизарович спустился вниз, в толщу потных и сдавленных у трапа пассажиров, рявкнул:
– Ма-атросы! Па-арядок где?
Из туго скрученной связки людей раздался голос земляка, Филимона Прокопьевича:
– Елизар Елизарович!.. Сусе Христе!.. Давют, давют!.. Елизар Елизарович!.. Христа ради, пропустите, – толкался Филимон Прокопьевич и кое-как продрался к земляку вместе со своими костылями. – Ноги не дюжат, Елизар Елизарович! Вот костыли дали в лазарете, да разве на них ускачешь в Белую Елань? Ради Христа, довези меня попутно, значит. Попутно. Не доползти мне на костылях-то. Чрез волнение ноги совсем не ходют, осподи!..
– Па-астронись, па-астронись! – Локти Елизара Елизаровича, как пушинку, отмели Филю вместе с костылями. Напирая всей силушкой, продрался к трапу, еще не укрепленному поперечной перекладиной, балансируя руками, сошел на баржу вслед за мужичьей сутулой спиной на берег.
– Ну, что у вас? Пожар? Потоп? – крикнул брату, медленно двигаясь навстречу.
Нет, дома. ничего не случилось: все живы-здоровы, ни потопа, ни пожара. В город Игнат Елизарович приехал с воинским начальником и со становым: исправник вызвал. Дезертиров будут вылавливать в Каратузской тайге.
– Ну и черт с вами, ловите, – отмахнулся Елизар Елизарович. – А я-то подумал – беда какая.
– Беды нету, а вот про Боровикова известия имею…
– Што-о-о? – покособочился Елизар Елизарович.
– Про Боровикова, говорю. Про того политикана, сицилиста, которого…
– Пошел ты к такой… – взорвался Елизар Елизарович.
– Дай сказать. Дело щекотливое, слышь. Ежли старик Боровиков объявит воинскому начальнику ту похоронную гумагу, какую мы тогда сработали…
– Кто «мы», сом?!
– Как уговорились тогда…
– Иди ты, Игнашка, к едрене…
– Погоди, Елизар. Тут и твой есть интерес. Воинский начальник получил пакет про Тимофея Боровикова. Определенно прописано самим генералом, за печатью штаба, как есть Тимофей Боровиков георгиевский кавалер, а так и за спасение знамя Сибирской стрелковой дивизии, а так и генерала по фамилии Лопарева, которого Боровиков отбил от немцев, по той причине Боровиков командует взводом и званье поимел прапорщика. Это тебе как? Предписание указует: выдать денежную пособию семье Боровикова, то исть родителю, значит, а так и на сходке прочитать гумагу генерала за печатью штаба. Кумекай, куда повернет Дарья, ежли узнает, что Боровиков жив и при большом почете? И письмо перехватил от самого Боровикова каторжанину Зыряну. И на меня угроза и на тебя!.. Обещается явиться на побывку. Тогда как?
Елизар Елизарович почернел от подобного сообщения. Тот самый Боровиков! Прапорщик! Благородие! Боровиков – благородие?! Георгиевский кавалер?! Обнародовать на сходке?!
– Тебе, тебе, Игнашка, надо зуб вырвать за Боровикова! – бухнул Елизар Елизарович. – Кого выпустил из рук, а? Чтоб тебе подавиться той тысячей и рысаками!..
Игнат Елизарович тоже взорвался:
– Не ори! Я тебе не приказчик, не скупщик скота! Как есть при должности…
– При должности?! Да я тебя в почки, в селезенку!..
– Не ори, говорю! Воинский начальник али сам исправник нас рассудит. Как ты подстрекал меня на убивство Боровикова…
– Што-о-о?! – еще одно слово, и Елизар Елизарович измолотил бы Игнашку пудовыми кулаками. – Ты… меня… зоб!
Игнат Елизарович отскочил в сторону и в мгновение ока выхватил шашку:
– На-а-зад! Раз-в-з-валю!
Елизар Елизарович услышал, как, сверкнув серебряной змеей, свистнула шашка.
– Ты… ты… что, а? – испуганно попятился.
– А ты думал как? Измываться? Век будешь измываться? Как над скупщиками? Я тебе хто? Нахлебник?
Елизар Елизарович, остывая, стриганул глазами: собирается народ, позорище выйдет.
– Уходить надо. Глазеют. Погорячились, хватит. Само собой – хватит. Не из-за чего на стену лезти. Подумаешь, прапорщик! С крестами! Будет ему еще один крест – осиновый. Будет!.. Дарья ничего не знает?
Игнат кинул шашку в ножны и, поворачивая с братом на набережную, сдержанно ответил:
– Старик посадил ее под замок до твоего приезда.
– Молодчага отец!
– Уйти собралась. В учительницы.
– Повенчаю дуру.
– Как знаешь.
– Говоришь, письмо есть от Боровикова?
– Есть.
– У тебя?
– У меня. Но не дам тебе. Ты его изорвешь, а письмо пришло под сургушными печатями, чтоб вручить Зыряну под расписку. Ночь сидел, пока вынул письмо через дырку в конверте. Как вроде потерся конверт. И опять вложил.
– В милость к Боровикову войти хочешь?
– Чтоб под законоуложение не попасть. Потому пакет за номером штаба дивизии.
V
Некоторое время братья шли молча в тени багряных прибрежных тополей.