Хорошо посидели! - читать онлайн книгу. Автор: Даниил Аль cтр.№ 96

Став начальником КВЧ нашего лагпункта, капитан Носова начала подбирать из числа заключенных нового заведующего клубом. Ее выбор довольно скоро пал на меня. Во-первых, работая пожарным, я одновременно уже выполнял работу в КВЧ: «заведовал» библиотекой лагпункта, составил каталог находившихся в ней книг. Было их, надо сказать, совсем немало. Каждый заключенный, получавший книги из дома по почте или на свиданиях с родными, обычно по прочтении отдавал их в библиотеку. Каждый день в определенное время я выдавал книги читателям. Библиотека помещалась в культпросветкабинете, расположенном в помещении 4-го барака, что стоял напротив конторы лагпункта. Там же на столах лежали подшивки газет. По стенам были развешаны плакаты и лозунги. Словом, это был типичный красный уголок. Начальник КВЧ постоянно бывала в этом кабинете. Из моего лагерного дела, хранившегося, как и все подобные дела, в спецотделе лагпункта, она знала, что я до ареста был старшим библиографом Публичной библиотеки. Для нее, интеллигентного человека из провинции, само название этой библиотеки имело, несомненно, некоторый особенный смысл. Кроме того, я был кандидатом наук, что для того времени, тем более для представителей гуманитарных профессий, было крайне редким. На нашем лагпункте был, правда, еще один кандидат — филолог.

Как, однако, выяснилось позднее, выбор Мамы Саши пал на меня главным образом потому, что меня настойчиво рекомендовали ей постоянные активисты концертной и клубной деятельности нашего лагпункта — Бузаев, Бадиков, Магалиф и другие.

Поначалу я решительно отказывался от предлагаемой должности. Прежде всего потому, что мне не хотелось расставаться с должностью пожарного. Работа оставляла много свободного времени. Сделав за свою смену три обхода бараков и служб лагпункта, я обычно просиживал остальное время в техкабинете. Он помещался в отдельном домике, в единственной комнате которого стояли парты и стол для лектора. По стенам здесь были развешаны плакаты с изображением различных лесоповальных и лесообрабатывающих машин, деревьев различных пород в поперечных и продольных разрезах. Самым привлекательным для меня в этом помещении было то, что в нем никогда никто не занимался, да и вообще мало кто туда захаживал.

Техкабинетом заведовал очень симпатичный человек, бывший заключенный, отсидевший в Каргопольлаге восемь лет по 58-й статье, — Яков Максимович Притыкин. В мое время он был вольнонаемным, так называемым в среде заключенных — «вольняшкой», и проживал с женой и дочерью в одном из ерцевских двухэтажных домов для сотрудников лагеря. До своего ареста Яков Максимович жил в Ленинграде, учился на истфаке университета (до моего туда поступления) и работал в Библиотеке Академии наук. У нас, естественно, было много общих знакомых, прежде всего, общих учителей — профессоров истфака. Надо ли говорить, что мы с ним очень быстро подружились.

Словом, менять свою привычную и для условий лагерной жизни вполне хорошую «придурочную» работу на беспокойную, требующую большой отдачи времени и сил, деятельность заведующего клубом я не хотел. Капитан Носова тем не менее настаивала.

Другой начальник на ее месте не стал бы со мной церемониться. Разговор был бы короткий: отказываешься идти, куда тебя назначают, пойдешь на лесоповал, а закочевряжишься — отправим на этап! Но Мама Саша меня просто уговаривала. Она привела аргумент в пользу моего назначения заведующим клубом, о котором я раньше не думал и который разом положил конец моим колебаниям. Как заведующий клубом, я должен буду привозить в зону из вольного клуба кинокартины, приносить с почты газеты и журналы. А это значит: получу пропуск на бесконвойный выход за зону.

Пропуск на так называемое свободное хождение — а именно так он и назывался на лагерном языке, — разумеется, не предполагал свободного хождения в полном смысле этих слов. Бесконвойникам запрещалось посещать частные дома жителей поселка, покупать в продовольственных магазинах спиртные напитки, уклоняться от своего маршрута — от дороги к месту работы и обратно. Им было тем более запрещено выходить из поселка в таежный лес, окружавший Ерцево со всех сторон.

Для борьбы с нарушениями бесконвойного режима существовала специальная служба — надзиратели за бесконвойными. Некоторые из них ходили по улицам поселка, проверяли продуктовые магазины, заходили иногда в частные дома, если подозревали, что там окажется бесконвойник. Несколько надзирателей, с овчарками на поводках, прочесывали лес. Застигнутые там заключенные задерживались ими как совершившие побег.

Всех нарушивших бесконвойный режим, в том числе тех, кто при возвращении в зону, был задержан на вахте выпившим или пытавшимся пронести в зону бутылку, ожидало наказание. Как правило, лишение пропуска: временное — на месяц, на три, а в случаях тяжелых нарушений — навсегда, до конца срока. При этом, однако, даже в системе ГУЛАГа знаменитые слова Карамзина о том, что суровость российских законов смягчается необязательностью их исполнения, оставались вполне справедливыми. И в частные дома бесконвойники нередко заходили. И спиртное в магазинах покупали. Иногда даже самолично, но чаще просили какого-нибудь из проходивших мимо магазина «вольняшек» купить бутылку. Ну, а устроившуюся в лесу парочку, обнаруживали редко. Впрочем, это бывало. Один случай такой неприятности мною выше описан.

Итак, как заведующему клубом мне следовало ходить в кинобудку вольного клуба и привозить оттуда кинофильмы. Здесь необходимо рассказать читателю о той «киноэпопее», каковой была система показа кинофильмов на нашем лагпункте. Тем более, что нечто подобное, несомненно, происходило и на других лагпунктах и, скорее всего, на всем архипелаге ГУЛАГ.

По нормам культурно-воспитательной работы, а была и такая норма, полагалось показывать заключенным три кинофильма в месяц. Это, так сказать, положенное, вроде пайка. Фильмы были, как правило, малоинтересными. В лагеря сбывались самые слабые из советских кинокартин, те, что провалились в прокате. Однако в обход всяких норм, при явном нарушении режима, заключенные постоянно смотрели в нашем клубе хорошие кинокартины, в том числе иностранного происхождения. Назову хотя бы некоторые из широко известных тогдашним кинозрителям: «Касабланка», «У стен Малапаги», «Мост Ватерлоо». Происходило это, естественно, в условиях общего ослабления режима после смерти Сталина и по совершенно незаконному сговору бригадиров производственных бригад с лагерным начальством. Начальство разрешило привозить из вольного клуба и показывать в зоне шедшие там картины, а бригадиры за это обязывались повалить, распилить и погрузить столько-то тысяч кубов леса сверх нормы. За эти лишние «кубики» начальство получало денежные премии, ордена, новые звездочки на погонах.

«Высокие договаривающиеся стороны» не учитывали при этом, что вечерний показ кино происходил за счет сокращения сна работяг, которым назавтра предстояла побудка в пять утра, а также за счет их дополнительного тяжелого труда ради выработки этих лишних «кубиков». Рассуждали так: дело добровольное, хочешь — смотри кино, не хочешь — иди спать.

Объем лишней работы для бригад, само собой, облегчался с помощью явных приписок бригадиров в отчетах о напиленных и отгруженных кубометрах.

Получали кинокартины в вольном клубе, разумеется, не официально, непосредственно в кинобудке у киномехаников, за небольшую мзду на выпивку.