Что видно и чего не видно - читать онлайн книгу. Автор: Фредерик Бастиа cтр.№ 12

Возлагаются большие надежды на будущее процветание Алжира. Пусть так. Но нельзя забывать, что, пока это алжирское будущее наступит, Франция неизбежно испытает на себе неурядицы, упадок, разруху. Мне говорят о марсельской торговле. Но если она увеличится за счет увеличения налогового бремени, то я всегда докажу, что обратно пропорционально марсельскому росту уровень торговли снизится по всей остальной стране. Мне говорят: «Колонист, перевезенный в Берберию, – это облегчение для всего населения, остающегося в нашей стране». Отвечаю: как же такое может произойти, если вместе с колонистом в Алжир уезжает вдвое или втрое больше капитала, на который этот колонист мог бы жить во Франции? ^[2]

У меня сейчас одна-единственная цель: добиться того, чтобы читатель понял, что во всех публичных, то есть государственных, расходах за внешне видимым благом скрывается трудно различимое зло. В меру моих сил я всегда буду стараться научить читателя видеть и учитывать обе стороны вещей.

Когда предлагаются те или иные публичные расходы, надо внимательно к ним присмотреться и не слишком уповать на пресловутое поощрение труда, которое якобы воспоследует благодаря этим расходам, ибо подобное поощрение есть химера. Не будь публичных расходов, прекрасный результат дали бы частные расходы. Так что интересы труда здесь совсем ни при чем.

В задачу этого очерка не входит оценка достоинств публичных расходов применительно к Алжиру.

Но я позволю себе высказать соображения общего характера. По-моему, всегда надо относиться с предубеждением к любым коллективным расходам, средства для которых поступают от налогов. Почему? А вот почему:

Прежде всего, здесь всегда в той или иной степени страдает справедливость. Поскольку Жак Боном трудился в поте лица своего, чтобы заработать свою монету в сто су ради удовлетворения своих нужд, то, по меньшей мере, досадно и неприятно, что сборщики налогов отнимают у Жака Бонома это будущее удовлетворение и передают его другому. Конечно, надо бы дать разумное объяснение такому налогообложению. Мы видели, что государство дает объяснение совершенно негодное: с этой сотней су я, государство, дам работу рабочим. Жак Боном (как только он перестанет быть слепым и глухим) тотчас ответит: «Черт побери! С этой сотней су я сам дам им работу».

Если не считать этого резона, все другие доводы представляют, так сказать, в голом виде, и спор между сборщиком налогов и бедным Жаком сильно упрощается. Государство, к примеру, скажет ему: «Я беру у тебя сто су, чтобы уплатить жандарму, который следит за твоей собственной безопасностью; я беру их, чтобы замостить улицу, по которой ты ходишь каждый день; чтобы заплатить судье, который защищает твою собственность и твою свободу; чтобы накормить солдата, который охраняет наши границы». Жак Боном отдаст деньги, не говоря ни слова, или же я сильно заблуждаюсь. Но вот, опять-таки к примеру, государство скажет иное: «Я беру у тебя сто су, чтобы выдать тебе один су премиальным, если ты хорошо возделаешь собственное поле; или чтобы выучить твоего сына тому, чему ты не хочешь его выучить; или чтобы г-н министр добавил лишнее блюдо к своему обеду; я беру у тебя эти сто су, чтобы построить домик колонисту в Алжире, и буду брать столько же во все последующие годы, чтобы обеспечивать этого колониста; и еще по сто су для солдата, который охраняет колониста; и снова по сто су для генерала, который командует солдатом, и т. д., и т. п.». Мне кажется, что бедный Жак взовьется и завопит: «Этот законный режим очень уж похож на режим темного леса и большой дороги!» Но государство предвидит такое возражение. И что же оно делает? Оно сваливает в одну кучу самые разнородные вещи и прибегает как раз к тому самому несостоятельному доводу, который никак и ни на что не влияет. Оно говорит о благотворном воздействии ста су на труд; о поваре и поставщике министра; о колонисте, солдате, генерале, живущих, взятые вместе, на пять франков. Оно показывает то, что видно, и пока Жак Боном не научится видеть того, чего не видно, его всегда будут одурачивать. Вот почему я и стараюсь, путем повторений и долбежки, дать ему соответствующее образование.

Другое и очень серьезное возражение против публичных расходов связано с тем, что последние лишь перемещают труд, но не увеличивают его. Переместить работу – значит переместить работников, нарушить естественные законы, распределяющие население по территории. Когда 50 миллионов остаются в карманах налогоплательщиков, а налогоплательщики обитают везде, то они поддерживают и обеспечивают труд в сорока тысячах коммун Франции; они удерживают каждого работника на его родной земле; они оказывают благотворное воздействие на всех действительных и возможных работников и на все отрасли производства, которые существуют и даже которые можно себе только вообразить. Когда же государство, изымая у граждан эти 50 миллионов, сосредоточивает и тратит их в каком-то одном месте, оно притягивает к этому месту соответственное количество перемещенного труда. И тогда то же соответственное число работников покидает родные уголки, население становится текучим, деклассированным и, осмелюсь сказать, опасным, когда исчерпываются средства существования. Но поначалу происходит следующее (и тут я возвращаюсь к основной теме моего очерка): лихорадочная деятельность, раздуваемая, так сказать, на малом пространстве, притягивает к себе взоры всех; это то, что видно. Люди аплодируют, восхищаются красотой и легкостью начатого дела и требуют его продолжения и расширения. А вот то, чего не видно, так это замедление или остановка по всей остальной Франции равного этому буму количества труда, притом, быть может, более ценного и полезного.

Не только в области публичных, государственных расходов то, что видно заслоняет собой то, чего не видно. Оставляя в тени добрую половину политической экономии, этот феномен ведет к ложной морали. Он побуждает народы и страны противопоставлять друг другу нравственные интересы и интересы материальные. Это обескураживает и печалит. Посудите сами.

Нет ни одного отца семейства, который не почел бы своим долгом привить детям навыки порядка, аккуратности, бережливости, экономности, умеренности в расходах.

Нет ни одной религии, которая не бичевала бы пышность и роскошество. Очень хорошо, но с другой-то стороны в народе бытуют вот такие премудрости:

«Скопидомство обескровливает народ».

«От роскоши богатеев перепадает и мелкому люду».

«Расточители разоряются, но они обогащают государство».

«На излишках богатого произрастает хлеб бедняка».

Вот вам вопиющее противоречие между нравственной идеей и идеей социальной. Сколько светлых – и известных – умов, отметив такой конфликт, пребывают в покое и безмятежности! Этого я никогда не мог и не могу понять, потому что, как мне представляется, нет ничего более печального и тягостного, чем видеть человечество, раздираемое двумя противоположными тенденциями. Да что и говорить! Ведь и та и другая крайности ведут его к деградации, вырождению. Слишком экономное человечество впадет в нищету, слишком расточительное потеряет остатки нравственности.