– Щаз организую, – впал в раж Фред. – Борька, где кастрюли? Большие! Тащи сюда! И нужны расчески, папиросная бумага, бутылки пустые, вода, карандаши. Девчатки! Кто в музыкальную школу ходил?
Генри поднял руку.
– Я.
– И я, – неожиданно вякнул до сих пор сидевший тише паучка Василий.
– Круть! – заликовал Фред и пропел: – Ля-ля-ля! Можете повторить?
– Ля-ля-ля, – на редкость фальшиво отозвались мужчины.
– Суперрисимо, – захлопал в ладоши Фред. – Вава, ты дирижер, Генри первый барабан.
Через некоторое время моя квартира стала напоминать павильон, где снимают фильм из жизни психиатрической клиники, из которой, бросив пациентов на произвол судьбы, сбежали врачи, санитары и охрана.
Генри что есть мочи бил ладонями по перевернутой здоровенной эмалированной кастрюле. Люка стучала карандашом по стоящим на подоконнике бутылкам. Их наполнили водой до разного уровня. Зюка, Кока, Мака сосредоточенно дули в расчески, завернутые в папиросную бумагу. Маменька, Анна и Матрена лупили кулаками по чугунным горшкам, в которых Борис обычно варит кашу и томит жаркое. Василий хлопал в ладоши, топал ногами, Фред на кухне варил адское зелье под названием «жженка». Я неоднократно пытался понять, из чего маменькин любовник составляет пойло, но всякий раз, когда он начинал лить в сковородку коньяк, водку, пиво, текилу, ром, ликер, сыпать туда изюм, курагу, крошить лук, у меня начинался приступ обратной перистальтики, то бишь тошнота, и я убегал прочь.
– Эй, музыканты! – заорал Фред, внося в комнату очередную емкость с напитком. – Еще по стакашечке?
Дамы бросили «инструменты» и столпились у стола.
– Спокуха, старухи, – приговаривал Безумный Фред, наливая половником в хрустальные бокалы жидкость ядовито-розового цвета, – всем хватит и еще на завтра, на опохмел останется. Ваня, рыси сюда!
Спорить с Фредом – это все равно что убеждать, стоя на путях, остановиться мчащийся на вас электровоз. Он железный, он ничего не видит, не слышит, не понимает…
– Дорогая! – раздался знакомый голос.
Все, и я в том числе, повернулись к двери. На пороге опять стоял Владимир, в руках он держал конверт. Мне захотелось надеть шапку-невидимку, жаль, она не существует.
– Володька! – обрадовался Фред. – Круто, что ты вернулся. Хватай жженку.
За спиной отчима послышался шорох, потом я увидел Бориса, который держал в руках огнетушитель. Мне стало смешно. Секретарь сообразил: сейчас вспыхнет вселенский скандал, и приготовился его тушить в прямом смысле слова.
– Николетта, – спокойно сказал отчим, приближаясь к маменьке, – вот, прочитай.
– Что это? – недовольно поморщилась госпожа Адилье.
– Просто посмотри, – попросил законный муж.
Николетта издала страдальческий вздох.
– Прямо сейчас?
Отчим кивнул. Маменька, на лице которой сидело картинно-страдальческое выражение, разорвала клапан, вынула листок, подержала его некоторое время перед глазами, потом кокетливо дернула плечиком.
– Вова! Убедильно!
Отчим согнул руку кренделем:
– Тогда пошли.
– Никки, ты куда? – закричал Фред.
Маменька, идя вместе с мужем к двери, не оборачиваясь, ответила:
– Пора внести некоторые коррективы в свою жизнь. Когда я вернусь, как-нибудь тебе позвоню, может быть! Прощай, дорогой!
Безумный Фред уронил на пол черпак.
– Никки! Не понял?!
Но отчим уже увел супругу в коридор.
– Держи ее! – заревел Фред и бросился следом.
Борис встал поперек проема и попытался не пропустить мужика. Безумный Фред ткнул моего помощника кулаком в живот, секретарь не остался в долгу и отвесил гостю оплеуху, началась потасовка, дамы завизжали.
– Господа, немедленно прекратите, – заныл Алексей Юрьевич, – мордобой не джентльменское занятие. Лучше вызвать человека на дуэль. Что за плебейская привычка затевать рукоприкладство, если тебе что-то не по нраву!
Я скинул пиджак. Делать нечего, придется разнимать «гладиаторов». Но я не успел принять насильственно-примирительные меры. Матрена со скоростью бешеной кошки схватила огнетушитель, направила раструб на Фреда… Туча белой пены разлетелась в разные стороны. Безумный Фред и Борис стали кашлять и отпустили друг друга.
– Шарман, дорогая, – воскликнул Алексей Юрьевич, – правда, твоя прапрапраматерь, чтобы прекратить боевые действия, кидала между рыцарями свой платок. Поверь, ангел мой, такое поведение более женственно.
– А вот моя тетка княгиня Розовская всегда, когда ее муж Эндрю затевает за воскресным обедом ругань, хватает баллончик с дихлофосом и идет к буфету, крича: «Сейчас обпшикаю твой торт». Дядя отчаянный сладкоежка, он пугался и затыкался, – заявила Мотя, – согласитесь, женственный платок в этой ситуации никуда! Эндрю бы его даже не заметил.
– Душа моя! Где твоя тетушка в нужный момент дихлофос живо находит? – заинтересовалась Кока.
– Он у нее в шкафу с сервизами стоит, – пояснила моя «невеста».
– Неплохая идея, – протянула Зюка, – мой зять вечно спорит, что ни скажу, он против. Средство от тараканов можно применить как аргумент моей правоты.
Глава 26
– Вы следователь? – осведомилась темноволосая девушка, открыв дверь.
– Частный детектив Иван Павлович Подушкин, – представился я, – беседовал, госпожа Капралова, вчера с вами по телефону.
– Так вы следователь или нет? – напряглась Майя. – Я не разбираюсь в званиях: детектив, сыщик… кто там еще бывает? Сказали по телефону, что ищете того, кто убил Мирона?
– Верно, – согласился я, – буду благодарен вам за вашу помощь.
– Значит, следователь, – сделала неверный вывод Майя, – проходите в гостиную.
– Извините, что потревожил вас в момент горя, – произнес я, усаживаясь в кресло.
– От того, что стану рыдать, Стен не вернется, – вздохнула Майя, – я понимала, что он намного старше, но забывала, сколько ему лет. Фил был невысоким, мог спокойно влезть в мои джинсы. Если натягивал бейсболку, козырьком лицо прикрывая, ему говорили: «Мальчик!» Знала, что муж уйдет раньше меня, но не предполагала, что так быстро. Филиппа убил Мирон! Да! Сын ненавидел отца!
Я открыл рот, но Майя не дала мне слова произнести.
– Стен был со мной предельно откровенен. У нас существовали планы на совместную, счастливую жизнь. Я все-все про Фила знала. Во всем виновата Анастасия Сиротина! Мразь! И дети от нее подонки.
Я напряг память.
– Вы говорите о первой жене Игоря Андреевича Лапина?
– Да, – выкрикнула Майя, – гад!