— Мадам! — закричал он. — Мадам, мадам!
— О боже! — испуганно воскликнула женщина.
— Мадам, это мечеть, и вы вообще не имеете права здесь находиться. Вы должны снять обувь, входя сюда, — это священное место для мусульман.
— Я сняла обувь.
— В самом деле?
— Да, я оставила ее у входа.
— В таком случае прошу прощения.
Женщина, еще не оправившаяся от испуга, опасливо вышла во двор и остановилась. От Азиза ее отделял чан для омовений. Азиз окликнул женщину:
— Я искренне прошу у вас прощения за грубые слова.
— Но я же все сделала правильно, верно? Если я сняла обувь, то мне можно было войти в мечеть?
— Конечно, но женщины почему-то всегда забывают это сделать, особенно если думают, что их никто не видит.
— Какая разница? Бог все видит.
— Мадам!
— Прошу вас, позвольте мне уйти.
— Может быть, я могу оказать вам какую-нибудь услугу — сейчас или в любое другое время?
— Нет, благодарю вас, на самом деле, нет. Доброй ночи.
— Могу ли я узнать ваше имя?
Женщина стояла в тени ворот, и Азиз не мог видеть ее лица. Напротив, женщина прекрасно его видела.
— Миссис Мур, — ответила она изменившимся тоном.
— Миссис… — подойдя ближе, Азиз увидел, что женщина была стара. Мнимый образ, вознесшийся над мечетью, рассыпался в куски, и Азиз сам не понял, обрадовало это его или опечалило. Она была старше бегумы Хамидуллы — лицо ее было румяным, а волосы совершенно седыми. Азиза обманул голос.
— Миссис Мур, наверное, я напугал вас. Я расскажу о вас моим друзьям, о том, как вы сказали, что бог все видит, — это очень верно и изящно. Вы, наверное, приехали сюда совсем недавно.
— Да, а как вы догадались?
— По тому, как вы ко мне обратились. Не позволите ли вызвать вам экипаж?
— Я только что пришла из Клуба. Там идет пьеса, которую я видела в Лондоне. К тому же в Клубе страшная духота.
— Как называется пьеса?
— «Кузина Кейт».
— Мне кажется, вам не стоит ходить ночью одной, миссис Мур. Здесь попадаются нехорошие люди, и к тому же может встретиться леопард с Марабарских холмов. Я уже не говорю о змеях.
При упоминании о змеях женщина издала тихий вскрик; она совсем забыла о них.
— Есть еще пятнистые жужелицы, — продолжал между тем Азиз. — Вы ее ловите, она вас кусает, и вы умираете.
— Но вы же ходите по ночам один?
— Ну, я привык.
— Привыкли к змеям?
Оба рассмеялись.
— Я врач, — сказал Азиз, — змеи не осмеливаются меня жалить.
Они уселись рядом у входа и обули свои вечерние туфли.
— Я могу узнать, почему вы приехали в Индию именно сейчас, когда заканчивается прохладный сезон?
— Я хотела приехать раньше, но меня задержали неотложные дела.
— Здесь скоро будет очень жарко. На вашем здоровье это плохо скажется! Да и что, собственно, привело вас в Чандрапур?
— Я приехала в гости к сыну. Он здешний судья.
— Нет, это невозможно, просто невозможно. Нашего городского судью зовут мистер Хислоп, я очень хорошо его знаю.
— Тем не менее это мой сын, — сказала женщина, улыбаясь его горячности.
— Но, миссис Мур, как такое может быть?
— Я была замужем дважды.
— Да, да, теперь я понял. Ваш первый муж умер.
— Да, умер, как, впрочем, и второй.
— Значит, мы с вами товарищи по несчастью, — загадочно произнес Азиз. — Значит, городской судья — это ваш единственный родственник?
— Нет, у меня есть еще младшие дети в Англии — Ральф и Стелла.
— Значит, здешний джентльмен — сводный брат Ральфа и Стеллы?
— Совершенно верно.
— Все это очень странно, миссис Мур, потому что у меня тоже, как и у вас, два сына и дочь. Как мы похожи в наших несчастьях.
— Как зовут ваших детей? Не думаю, что их зовут Ронни, Ральф и Стелла.
Это предположение очаровало Азиза.
— Нет, конечно же, нет. Это звучало бы очень странно. Их зовут совсем по-другому, и вы удивитесь их именам. Прошу вас, послушайте. Я сейчас скажу вам, как их зовут. Первого сына зовут Ахмед, второго — Карим, а дочь, которая старше их, — Джамиля. Троих детей вполне достаточно, вы согласны со мной?
— Да.
Они немного помолчали, думая каждый о своей семье. Женщина вздохнула и поднялась.
— Может быть, вы когда-нибудь утром заглянете в госпиталь Минто? — поинтересовался Азиз. — Больше в Чандрапуре я ничего не могу вам предложить.
— Спасибо, я уже была там, но мне было бы приятно побывать там вместе с вами.
— Наверное, вас принял уполномоченный врач.
— Да, и миссис Каллендар.
— А, — произнес Азиз изменившимся голосом, — она очаровательная леди.
— Возможно, но, наверное, вы знаете ее лучше, чем я.
— Что вы говорите? Она вам не понравилась?
— Она изо всех сил старалась быть любезной, но я не назвала бы ее очаровательной.
Азиза прорвало.
— Она только что отобрала у меня экипаж — разве такое поведение можно назвать очаровательным? А майор Каллендар почти каждый вечер отрывает меня от ужина с друзьями, и я сразу приезжаю по его вызову, покидая приятнейшую компанию, но его каждый раз не оказывается на месте, и он даже не оставляет мне записки. Это очаровательно, прошу вас, скажите? Я ничего не могу с этим поделать, и он прекрасно это знает. Я его подчиненный, мое время ничего не стоит, индиец может потоптаться на веранде — это самое подходящее для него место. Пусть постоит, подождет. А миссис Каллендар забирает у меня экипаж и при этом обходится со мной…
Женщина слушала его излияния.
Перечисление свалившихся на него несчастий взволновало Азиза, но еще больше взволновали его симпатия и сочувствие, какие он чувствовал в этой женщине. Именно это волнение заставляло его горячиться, повторять одно и то же, преувеличивать и противоречить самому себе. Она выказала свое сочувствие тем, что нелестно отозвалась о своей соотечественнице, но он и до этого сразу ощутил ее отношение. В его душе вспыхнул огонь, зажечь который дано не только красоте, и, несмотря на то, что прежние его слова были пропитаны недовольством, сердце его растаяло и заставляло говорить иначе.
— Вы понимаете меня, вы понимаете, что я чувствую. О, если бы и другие были похожи на вас!
Немало удивившись, она ответила: