— Не спеши, мама, мы только собираемся, — сказал Ронни, поспешил к Филдингу, отвел его в сторону и обратился к нему с несколько наигранной сердечностью: — Старина, простите меня за вторжение, но думаю, вам не следовало оставлять мисс Квестед одну.
— Прошу прощения, что-нибудь случилось? — спросил Филдинг, тоже стараясь сохранить доброжелательность.
— Ну… Я, конечно, прожженный и конченый бюрократ, но мне неприятно видеть английскую девушку, курящую в компании двух индийцев.
— Курить или не курить — это ее добрая воля, старина.
— Это нормально в Англии.
— Как хотите, но я не вижу в этом ничего плохого.
— Не видите так не видите… Но разве вы не заметили, каким развязным тоном говорит этот молодчик?
Азиз тем временем покровительственно говорил что-то миссис Мур.
— Это не развязность, — возразил Филдинг. — Парень просто очень сильно нервничает, вот и все.
— Что же могло расстроить его чувствительные нервы?
— Не знаю, он вел себя вполне прилично, когда я их покинул.
— Но я ничего не говорил, — придав тону убедительность, произнес Ронни. — Я вообще с ним не разговаривал.
— Ничего страшного, забирайте своих дам. Как мне кажется, беда миновала.
— Филдинг, я прошу вас, не принимайте это близко к сердцу, у меня не было намерения задеть вас. Вы, наверное, не поедете с нами на поло? Знаете, мы все были бы в восторге, если бы вы поехали с нами.
— Боюсь, что не смогу, но все равно спасибо за приглашение. Извините и не примите за оскорбление. Я не хотел вас обидеть.
Ронни и обе дамы начали собираться. Все были взвинчены и расстроены. Раздражение витало в воздухе. Возможно ли такое на шотландских болотах или на итальянском горном пастбище? — думал потом Филдинг. В Индии не было запаса спокойствия, не было резервного пространства — спокойствия либо не было вообще, либо оно изливалось в избытке, поглощая все остальное, и профессор Годболи воплощал собой эту почти патологическую безмятежность. Азиз был отвратителен в своей претенциозности, миссис Мур и мисс Квестед вели себя глупо, а он и Хислоп, сохраняя декор вежливости, были просто ужасны в своей взаимной неприязни.
— До свидания, мистер Филдинг, большое вам спасибо… Какой у вас замечательный колледж!
— До свидания, миссис Мур.
— До свидания, мистер Филдинг, это был замечательный вечер…
— До свидания, мисс Квестед.
— До свидания, мистер Азиз.
— До свидания миссис Мур.
— До свидания, мистер Азиз.
— До свидания, мисс Квестед, — с этими словами он с чувством потряс ее руку, чтобы показать свое облегчение. — Надеюсь, вы не забудете о пещерах? Я мгновенно все устрою, как только вы вспомните.
— Спасибо, спасибо вам…
В Азиза вселился какой-то дьявол, и он напоследок воскликнул:
— Как жалко, что вы так скоро покинете Индию! Прошу вас, измените свое решение, оставайтесь.
— До свидания, профессор Годболи, — продолжила она, внезапно придя в необъяснимое волнение. — Очень жаль, что мы не слышали, как вы поете.
— Я могу сделать это сейчас, — ответил он и запел.
Слабый поначалу голос креп, звуки лились, сменяя друг друга. Иногда возникал странный ритм, иногда в мелодии вдруг появлялось что-то западное. Ухо, то и дело становившееся в тупик, вскоре потеряло всякое понимание этого песнопения, заблудившись в лабиринте шумов — они не были неприятны, не резали слух, но были абсолютно непонятны, как песня незнакомой птицы. Это пение понимали только слуги, которые, слушая, начали перешептываться друг с другом. Человек, собиравший водяной орех, как был, голый, вылез из бассейна и застыл в восхищении, приоткрыв от восторга рот и едва не вывалив алый язык. Звуки затихали так же неожиданно и случайно, как и возникали — диатонически перескакивая с одной линейки на другую.
— Огромное спасибо, что это было? — спросил Филдинг.
— Сейчас я все объясню. Это был религиозный гимн. Я пел его от лица доярки, обращаясь к Шри Кришне: «Приди, приди ко мне один!» Но бог отказывается, и тогда я смиряюсь и прошу: «Приди ко мне не один. Стань сотней Кришн, и пусть каждый из них придет к сотне моих подруг, но один, о, господин, один из всей вселенной, пусть придет ко мне». Бог отказывается это сделать. Так повторяется несколько раз. Эта рага приурочена к вечернему времени.
— Но в других гимнах бог не отказывается прийти? — негромко спросила миссис Мур.
— Нет, он отказывается, — повторил Годболи, очевидно не поняв вопроса. — Я прошу его: «Приди, приди, приди, приди», но он не откликается на мою мольбу.
Вдали стихли шаги Ронни, и наступила мертвая тишина. Ни ряби на воде, ни шевеления листьев.
VIII
Мисс Квестед была знакома с Ронни еще в Англии, но решила, что с ее стороны будет не лишним съездить к нему в Индию, прежде чем решиться на брак с ним. Индия усугубила в нем черты, которые и прежде не нравились мисс Квестед. Его самодовольство, его придирчивость, отсутствие душевной тонкости — под тропическим небом все это расцвело пышным цветом. Он стал безразличен к тому, что творилось в душах других людей, он был уверен, что не ошибается на этот счет, а если оказывался неправ, то искренне считал, что это не имело никакого значения. Если же она прямо говорила ему, что он неправ, Ронни приходил в сильное раздражение и всегда давал понять, что ей не стоило ничего ему доказывать. Он всегда представлял ее замечания несущественными, ее аргументы — убедительными, но бесплотными; и он все время указывал ей на то, что его суждения — а не ее — были истинными, что ее ощущения не помогают ей, ибо она не умеет их верно истолковывать. Средняя школа, университет в Лондоне, занятия с репетиторами, череда должностей в провинции, падение с лошади и местная лихорадка — все это, по мнению Ронни, должно было показать Аделе, что это и есть единственный путь познания индийцев и вообще всех, кто живет в этой стране, единственный из всех, какие Аделе надо было постичь, несмотря, конечно, на то что над головой Ронни высилось недоступное ему пока царство знаний, воплощенное Каллендарами и Тертонами, прожившими в Индии не год, а двадцать лет, то есть воистину сверхлюдьми. О себе Ронни был довольно скромного мнения, но считал, что и он со временем станет сверхчеловеком. То было обычное хвастовство неоперившегося чиновника: «Я, конечно, несовершенен, но…», и именно оно сильнее всего действовало на нервы мисс Квестед.
Как вопиюще грубо вел он себя у Филдинга — испортил беседу и ушел, не дождавшись окончания удивительной песни, которая до сих пор звучала у нее в ушах! Пока они ехали в двуколке, раздражение Аделы росло и стало просто невыносимым, но она не очень понимала, что направлено оно прежде всего на нее саму. Она внутренне ждала возможности вылить на него свое разочарование и злость, а так как он и сам был немало сердит и находились они в Индии, то возможность не заставила себя ждать. Они едва успели выехать за ворота колледжа, когда Адела услышала, как Ронни сказал сидевшей рядом с ним на переднем сиденье матери: «Что там было сказано насчет пещер?» — и сделала первый выстрел.