Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Голяховский cтр.№ 69

Ильин попросил Павла поехать в подмосковный дачный поселок Переделкино для встречи с поэтом Пастернаком — обсудить и подписать некоторые бумаги. С Киевского вокзала шла электричка, потом надо было идти мимо небольшой белой церкви, спрятанной за забором и деревьями. Дорога в гору вела к большому пустырю, в шутку прозванному Неясная поляна — уж очень масштабной была разница между советскими писателями и Толстым. За пустырем в 1934 году по указанию Сталина построили пятьдесят двухэтажных дач для привилегированной группы писателей. Правительство выделило на это шесть миллионов рублей, громадную для того времени сумму. Вокруг дач, спрятанных за заборами, шла широкая асфальтированная дорога, по которой медленно прогуливались литературные знаменитости. На дачах жил литературный «свет», и люди прозвали эту дорогу «вокруг света».

Собрали писателей в одном месте с далеко идущими намерениями: так было легче их контролировать. Но контролировать в полной мере удавалось не всех, случались и исключения — в Переделкино жил Борис Пастернак, один из наиболее известных русских поэтов XX века. Его деревянный двухэтажный дом, крашенный желтой краской, стоял у края пустыря, в стороне от дорога «вокруг света». С задней стороны дача примыкала к большому густому ельнику, крутая тропинка спускалась к речке Сетуни.

Павел был удивлен. Судя по внешнему виду Пастернака, по его одежде и манере держаться, он отличался от других переделкинских знаменитостей, степенных бар и кабинетных львов. Ему было под семьдесят, но он поражал простотой обращения, моложавым видом, бодростью и неброской одеждой. У него был глуховатый голос и очень живые кисти рук, жестикуляция во время разговора выдавала бурный темперамент. В любую погоду Пастернак любил окунуться в Сетунь, часто набирал в ельнике хворост и тащил его на плечах для растопки печки, много работал на огороде перед домом.

Стихи Пастернака Павел читал еще в годы Гражданской войны. В это первое свидание он рассказал поэту о своем увлечении:

— Я тогда служил в Первой конной армии, увлекался поэзией и возил книжки в перемете седла. Читал вас, Борис Леонидович, Тихонова, Сельвинского. Я даже помню некоторые ваши строки:

Пастернак слушал с интересом.

— Как приятно, иго вы напомнили мне эти строки. Я ведь совсем забыл их. Значит, вы мои стихи возили в перемете седла? Это большая честь для поэта. А можно вас спросить, после службы в кавалерии вы чем занимались?

— Я был профессором истории, но провел в заключении шестнадцать лет.

— Подумать только… Шестнадцать лет!..

Пастернак проникся к Павлу уважением, отнесся очень дружелюбно. Павел еще не раз привозил ему бумаги на подпись, и поэт предлагал ему:

— Пойдем погуляем. Очень хорошая погода, мечтаю выкупаться и о свободе печати.

* * *

Тем летом 1957 года Пастернак был в прекрасном настроении — жизнь налаживалась, все говорили о наступлении хрущевской оттепели. Недавно он закончил роман «Доктор Живаго», над которым работал почти десять лет, и готовился его опубликовать. О романе знали многие писатели, он часто собирал у себя соседей, читал им отдельные главы.

Пастернак поражал Павла молодостью души, и он с удовольствием рассказывал о писателе в кругу семьи. Всем было интересно слушать о знаменитости: какой он, как разговаривает, о чем?

Августа восторженно восклицала:

— А знаете, как замечательно написала о Пастернаке Анна Ахматова?

Как-то раз Пастернак пригласил Павла:

— Приезжайте послушать стихи из моего романа.

Он познакомил его с молодым человеком невысокого роста, с острым носом и очень живым выражением лица:

— Это мой молодой друг, переводчик Костя Богатырев. Очень хороший переводчик и тоже отсидел в тюрьме много лет.

Костю арестовали с группой студентов университета, обвиненных в 1948 году по «университетскому делу», организатором которого считали студентку Нину Ермакову, «девочку с Арбата». Павел знал об этом деле от Алеши, влюбленного когда-то в Нину.

На прослушивании они с Костей уселись рядом.

В конце романа Пастернак поместил двадцать пять очень ярких стихотворений, некоторые из них были посвящены теме христианства.

Глубоким бархатным голосом он читал нараспев:

Перед слушателями, завороженными музыкальностью стиха и неповторимостью исполнения, вставали картины древности и образ Христа. Павлу тоже нравилось слушать, но его удивляло, ради чего в атеистической советской России интеллигентному еврею захотелось принять христианство и описывать его в поэтической форме? Что могло привести на этот путь еврея Пастернака? Он уважал еврейство своих родителей и свое собственное, знал, каково жилось евреям в России при Сталине. Когда в 1934 году Мандельштам написал свое знаменитое стихотворение о Сталине, Пастернак поразился: «Как мог он написать эти стихи, ведь он еврей!» ^[47] Значит, он понимал уязвимость евреев в России, значит «еврейский вопрос» задевал его. Но, как ни странно, в творчестве Пастернака еврейские мотивы отсутствовали.

В тот вечер на даче в Переделкино Пастернак еще раз подчеркнул свое кредо:

— Атмосфера вещи — мое христианство, в своей широте немного иное, чем квакерское и толстовское, идущее от других сторон Евангелия в придачу к нравственным. Эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое.