Она вынимает из сумки последний снимок, сделанный «лейкой», смотрит на него. Тьма, запечатленная на этом черном снимке, – доказательство веры. Последняя подсказка Давида, самая таинственная, но и самая красноречивая.
Решение следует искать не во внешнем мире, а внутри себя.
Последние пять месяцев она задавалась вопросом, где сейчас Давид и чему послужила его гибель. Сомнения захлестнули ее, она себя чувствовала совсем потерянной. Она – криминальный фотограф, она ищет смерть в деталях, она убеждена, что только так можно все объяснить.
Я вижу вещи через объектив фотоаппарата. Я доверяюсь частностям, они раскрывают для меня ход событий. Но для пенитенциариев существует нечто за пределами того, что у нас перед глазами. Нечто столь же реальное, но недоступное для фотоаппарата, который не все способен запечатлеть. Поэтому я должна усвоить, что порой следует предаться таинству. И принять тот факт, что нам не все дано понять.
Перед великими вопросами бытия человек науки терзает себя, человек веры останавливается. И в это мгновение, в этой базилике Сандра чувствует, что подошла к границе. Не случайно ей приходят на ум слова пенитенциария: «Есть место, в котором мир света встречается с миром сумерек. Там-то и происходит главное: в краю теней, где все разрежено, смутно, нечетко».
Маркус ясно изложил это. Но Сандра поняла только теперь. Истинная опасность таится не в сумерках, а в промежуточной зоне, где свет обманчив. Где добро и зло перепутаны так, что их не различить.
Зло – не во тьме. Оно в тени.
Там-то ему и удается исказить вещи. Монстров не существует, напоминает она себе. Только обычные люди, которые совершают жуткие злодеяния. Поэтому весь секрет заключается в том, чтобы не бояться тьмы, думает Сандра. Ибо все решения – в ее глубинах.
Держа в руках темную фотографию, Сандра склоняется над зажженными свечами. Дует на них, гасит. Их десятки, это занимает какое-то время. По мере того как свечи гаснут, темнота наступает, словно прилив. Все вокруг исчезает.
Закончив, Сандра делает шаг назад. Она больше ничего не видит, она боится, но повторяет себе, что нужно только подождать, и она наконец узнает. Так и в детстве, когда она лежала в постели, перед тем как заснуть, тьма таила в себе угрозу, но стоило глазам привыкнуть, как все возникало вновь, словно по волшебству, – комнатка, игры, куклы – и можно было спать спокойно. Мало-помалу зрение Сандры приспосабливается. Смеркается память о свете, и внезапно она начинает что-то различать снова.
Фигуры вокруг нее понемногу выступают из тьмы. За алтарем новым светом сияет святой Раймондо из Пеньяфорта. Иисус Судия и два ангела тоже облекаются в иной, нестерпимый блеск. На шероховатой стене, серой от копоти, проступают контуры. Это фрески. Сцены благочестия и покаяния, но также и прощения.
Чудо свершается перед ее глазами, и Сандра не верит себе. Самая бедная капелла, где нет ни мрамора, ни украшений, становится прекрасней всех других.
Новый свет скользит по голым стенам, покрывая их бирюзовыми инкрустациями, которые, лучась, поднимаются к сводам. Искрящиеся нити вьются вдоль колонн, которые казались нагими. Всюду – синева, напоминающая о покое океанских глубин.
Сандра улыбается. Фосфоресцирующий лак.
Пусть существует логическое объяснение, шаг, который она совершила внутри себя по дороге к чуду, не диктовался разумом. Она погрузилась в самозабвение, приняла как данность свою ограниченность, радостно отдалась на волю неизмеримого, непостижимого. Не разум вел ее, но вера.
Вот последний подарок Давида. Послание любви. Прими мою смерть, не спрашивай, почему такая судьба выпала именно нам. Только так ты сможешь снова быть счастлива.
Сандра смотрит ввысь и благодарит его.
– Нет здесь никакого архива. Единственная тайна – красота.
За ее спиной слышатся шаги. Сандра оборачивается. Перед ней стоит Маркус.
– Секрет свечения относится к семнадцатому веку, его открыл сапожник из Болоньи, который растолок какие-то камешки и нагрел их, смешав с углем. Обнаружился странный феномен: побыв под воздействием дневного света, они на протяжении нескольких часов продолжали испускать сияние в темноте. – Маркус обвел рукой капеллу. – То, что ты видишь, через несколько десятков лет сотворил, применив состав сапожника, безымянный художник, расписывавший капеллу. Представь себе изумление людей той эпохи, никогда не видевших ничего подобного. Сейчас это не так удивляет нас, поскольку мы знаем причину явления. Во всяком случае, каждый волен выбирать, видит ли он перед собой очередную достопримечательность Рима или же некое подобие чуда.
– Хотела бы я увидеть чудо, серьезно, хотела бы, – с грустью призналась Сандра. – Но разум берет свое. Тот же разум, который говорит мне, что Бога нет и что Давид – не в раю, где вечная жизнь и нерушимое счастье. Но как мне хотелось бы ошибиться.
Маркуса это не смутило.
– Понимаю. Когда один человек впервые привел меня сюда, он сказал, что здесь я найду ответ на вопрос, которым я задавался с тех самых пор, как после амнезии мне поведали, что я священник. – Он дотрагивается до шрама на виске. – Я спрашивал себя: если я и правда священник, где же моя вера?
– И каков же был ответ?
– Что это – не простой дар. Веру нужно все время искать. – Он опускает глаза. – Я ищу ее среди зла.
– Что за странная судьба объединяет нас. Ты должен разобраться с пустотой в памяти, я – с обилием воспоминаний о Давиде. Я вынуждена помнить, ты приговорен к беспамятству. – Сандра умолкает, глядя на него. – И что теперь, ты будешь продолжать?
– Я еще не знаю. Но если ты спрашиваешь, не боюсь ли я, что однажды чему-то удастся совратить меня с пути, я могу только ответить: «Да, боюсь».
Сандра кивает, но чувствует, что сказала не все.
– Я должна тебе кое-что сообщить. – Она надолго умолкает, ей не найти нужных слов. – Один человек тебя ищет. Я думала, что ему нужен архив, но после того, что увидела здесь, поняла: у него другая цель.
Маркус взволнован:
– С чего ты взяла?
– Сама не знаю, но он мне лгал. Выдал себя за сотрудника Интерпола, но это неправда. Не знаю, кто он такой на самом деле, но боюсь, что он опасен.
– У него не получится меня найти.
– Нет, получится. У него есть твоя фотография.
Маркус думает.
– А если и найдет, что он может мне сделать?
– Убить тебя.
Уверенность Сандры не производит на него впечатления.
– Откуда ты знаешь?
– Если он не полицейский и не собирается арестовать тебя, остается одно.
Маркус улыбается:
– Я уже один раз умирал. Теперь мне не страшно.
Сандру убеждает безмятежность священника, он внушает ей доверие. Она до сих пор помнит, как Маркус в больнице погладил ее по волосам. Ей было приятно.