Вот кто такой трансформист: продукт эксперимента.
После взрыва реактора Анатолий поспешил оставить город. Он был техником по эксплуатации турбин, он понимал, что положение серьезное. Но он не мог взять с собой ребенка.
Может быть, подумывал о том, чтобы убить его, рассуждал охотник. Но что-то заставило его поменять планы. Возможно, мысль о том, что с этого момента его созданию предстоит помериться силами с миром. Если творение выживет, это и станет подлинным триумфом творца.
Тогда он решил отпустить на волю подопытное животное, то есть мальчика, которому уже исполнилось восемь лет. Ребенок бродил по дому, пока его не приютили соседи, которые понятия не имели, кто он такой, поскольку кое о чем Анатолий Петров не позаботился: он забыл снабдить личностью своего воспитанника. Попытки трансформиста понять, кто он такой, начались с Димы и не прекращаются до сих пор.
Тут охотник снова ощутил на душе тяжесть. Его добычу лишили какой бы то ни было эмпатии, с корнем вырвали самые элементарные человеческие чувства. Это существо обладало необычайными способностями к обучению. Но в конечном итоге было всего лишь чистым листом, пустой оболочкой, бессмысленным зеркалом. Один только инстинкт и вел его.
Темная каморка за книжным шкафом – ее так никто и не обнаружил в квартире, окруженной другими такими же, в доме, битком набитом людьми, – служила ему колыбелью.
Погрузившись в свои мысли, охотник потупил взгляд. Глаза его привыкли к темноте, и теперь он мог различить темные пятна на полу прямо перед входной дверью.
И на этот раз то была кровь. Мелкие капли крови. Охотник нагнулся, потрогал их, как в киевском детском доме, а до того в Париже.
Но на этот раз кровь была свежая.
Сегодня
В гостинице, укладывая в чемодан вещи, которые не успела уложить накануне, Сандра вспоминала вечер, проведенный с человеком, который убедил ее в том, что он Томас Шалбер, в квартире, якобы принадлежащей Интерполу. Ужин, который он для нее приготовил, доверительную беседу, которая завязалась между ними. Он даже извлек из бумажника фотографию девочки, уверив Сандру, что это – его дочь Мария, с которой он не может видеться так часто, как ему хотелось бы.
Он ей показался… подлинным, настоящим.
В присутствии двух несомненных агентов Интерпола Сандра недоумевала, с кем же вообще она встречалась в эти дни. Но в голове у нее в то же самое время вертелся совсем другой вопрос: «С кем я занималась любовью той ночью?»
Ответа не было, что вызывало досаду. Этому человеку удалось внедриться в ее жизнь, исполняя разные роли. Вначале то был доводящий до бешенства голос по телефону, будоражащий, вселяющий сомнения относительно мужа. Потом он предстал в амплуа героя, который спас ей жизнь, буквально вынес в последний момент с линии огня. После этого во всем ей потакал, пытался соблазнить, чтобы завоевать доверие. Наконец, обманул ее, забрав фотографии из «лейки».
Джеремия Смит утверждал, будто Давиду удалось добраться до тайного архива пенитенциариев. Поэтому его пришлось убить.
Может, и лже-Шалбер тоже искал архив? И вынужден был отступиться, обнаружив последний, темный, снимок, в котором, возможно, и заключалась разгадка, – но изображение не проявилось.
И тут, как Сандра и боялась, он стал выслеживать Маркуса, ведь снимок пенитенциария, который Давиду удалось сделать, оставался единственной зацепкой.
Но вот он вновь появился в базилике Святой Марии над Минервой, перед алтарем Святого Раймондо из Пеньяфорта, только затем, чтобы объяснить ей, почему он действует такими способами, а потом опять исчезнуть. По правде говоря, он мог этого и не делать.
Какую цель он преследовал?
Она силилась найти логическую связь между эпизодами, но чем больше над этим думала, тем более смутным виделся смысл каждого отдельного действия. Сандра даже не знала, другом его считать или врагом.
Хорошим или плохим?
Давид, произнесла она про себя. Может быть, он понял, с кем имеет дело. У Давида был номер его телефона, ведь именно Давид указал ей недостающие цифры на снимке, сделанном «лейкой» перед зеркалом ванной комнаты этого самого гостиничного номера. Этому человеку муж доверял недостаточно, чтобы предоставить ему все подсказки, но все же хотел, чтобы Сандра с ним встретилась. Почему?
Размышляя, она все больше впадала в замешательство. Наконец, оставив чемодан, села на кровать и задумалась. В чем ошибка? Сандра хотела поскорее забыть всю историю, она должна это сделать, чтобы не поставить под удар проект новой жизни, который она замыслила. Но знала, что не сможет ужиться с такой чередой вопросов. Так и с ума сойти недолго.
Давид мог бы ответить, в этом Сандра была уверена. Почему муж вообще ввязался в такое дело? Он был отличным фоторепортером, но данная история, на первый взгляд, совершенно его не касалась. Он, еврей, в отличие от Сандры почти никогда не заговаривал о Боге. Его дед чудом выжил в нацистском концлагере, и Давид считал, что ужасы геноцида были задуманы не для того, чтобы уничтожить его народ, а для того, чтобы заставить его потерять веру. Евреи получат доказательство того, что Бога не существует, и этого будет достаточно, чтобы стереть их с лица земли.
Единственный раз они более-менее серьезно подняли религиозную тему через какое-то время после женитьбы.
Однажды, принимая душ, Сандра нащупала у себя какой-то узелок. Реакция Давида оказалась чисто еврейской: он принялся по этому поводу шутить.
Она полагала, что в основе такой линии поведения лежала слабохарактерность: проблемы со здоровьем высмеивались, обращались в шутку только потому, что Давид был не в состоянии их решить и чувствовал свою вину. Это могло растрогать, но ничем не могло помочь. Так, Давид водил ее по врачам, не переставая зубоскалить. Сандра позволяла ему верить, будто шуточки и правда снимают напряжение. Но на самом деле ей было очень плохо, она хотела одного: чтобы муж прекратил шутить. Но таков был его способ противостоять бедам, и Сандра не была уверена, что критика пойдет на пользу. Рано или поздно об этом придется поговорить, и она предвидела, что разговор закончится ссорой.
Всю неделю, пока они ждали результаты анализов, Давид продолжал вести себя в той же несносной манере. Сандра даже думала, опережая события, поставить вопрос ребром, но боялась взорваться.
Перед тем как идти за результатами, она проснулась среди ночи и протянула руку, ища Давида. Но его не оказалось рядом. Тогда Сандра встала и обнаружила, что нигде в квартире не горит свет. Недоумевая, куда он делся, Сандра ступила на порог кухни и увидела мужа. Он сидел к ней спиной, сгорбившись. Бормотал, раскачиваясь, непонятные слова. Давид не заметил ее, иначе прекратил бы молитву. Она вернулась в постель и расплакалась.
К счастью, узелок оказался доброкачественным. Но Сандра ощущала необходимость прояснить с Давидом эту историю, расставить акценты раз и навсегда. Им в супружеской жизни наверняка выпадут другие тяжелые испытания, и потребуется нечто большее, чем ирония, чтобы их преодолеть. Сандра заговорила о ночной молитве, и Давид, немного стесняясь, признался все-таки, как сильно страшила его мысль о том, что он может потерять жену. Сам он не боялся смерти, его работа на переднем крае автоматически заставляла его отметать такую возможность. Но когда дело коснулось Сандры, он просто не знал, как быть. Единственное, что пришло ему на ум, – обратиться к Богу, которого он всегда обходил стороной.