– И я с тобой поделюсь! – заверил Хельги. – Мы, род Олега Вещего, не уступим никому! Ни Свенельд, ни прочие не принадлежат к роду, имеющему право на власть над Русской землей. А мы с тобой – племянники Вещего и шурья Ингвара. Никто не должен стоять к киевскому столу ближе, чем мы, и право решать самые важные дела принадлежит только нам. Поэтому ты ездил в Царьград, поэтому сейчас мы с тобой здесь. От нас двоих зависит самое важное – союзы и торговля с греками и хазарами, богатство нашего рода и процветание Киева. Кого теперь знают василевсы в Царьграде? Тебя. Кого запомнили хазары как русского князя? Меня. И мы отлично себя показали: с наименьшими потерями взяли Самкрай, вывезли хорошую добычу, заложили основу будущего соглашения с каганатом. Теперь нам важно не упустить греков. И тогда, – Хельги понизил голос и склонился почти к уху Асмунда, – какими делами Ингвар похвалится против наших?
– Ты о чем? – Асмунд нахмурился.
– Ни о чем. – Хельги сел прямо. – Лишь о том, что наши заслуги, как наследников Олега, не уступят его заслугам. Нас обязывает стремиться к этому честь рода и священная память Вещего. Ты согласен?
Объезжая Таврию по морю, русы не знали положения дел на суше. Однако временами видели вдали над берегом дымы: наступающий Песах жег таврийские деревни. Когда русы прибыли в бухту близ Сугдеи, их там ждал внушительный греческий отряд. Навстречу русам вышла лодка, и передали приказ: пусть пока основные силы остаются на воде, а на берег сойдут только вожди. Здесь сейчас находились основные силы греков: фемное войско и остатки ушедших от Карши катафрактов со своими начальниками. Как видно, русам союзники не очень доверяли, чему Хельги вовсе не удивился.
– Нас в Царьграде тоже чуть ли не в узилище держали и выпускали только со стражей, – усмехнулся Асмунд. – Не нравится грекам, чтобы русы по их земле с оружием ходили.
На переговоры отправился Хельги со своими людьми, оставив Асмунда на лодьях. На причале его встретил доместик фемы
[23] Марк – мужчина средних лет с густыми черными бровями и лысиной среди коротко остриженных черных волос. Глубоко посаженные глаза вкупе с угрюмо-замкнутым выражением смуглого лица придавали ему сходство с псом.
Поздоровались между собой их толмачи – Вермунд от Хельги и юный, лет семнадцати, светловолосый парень с миловидным лицом, сопровождавший доместика фемы. Сами полководцы лишь кивнули друг другу.
– Почему вы ушли от Таматархи? – спросил Марк, окидывая Хельги не слишком любезным взглядом. – Вы сталкивались с хазарами?
А Хельги своим видом мог бы вызвать и чуть больше восхищения: на нем был зеленый шелковый кафтан с вытканными светло-желтыми львами, с золочеными пуговками, шелковая островерхая хазарская шапка, хазарский «хвостатый» пояс с золотыми накладками и отделанный шелком красный плащ – сразу было видно, что это человек знатный и удачливый.
– Мы сделали то, зачем ходили к Самкраю, – Хельги развел руками, и Марку бросился в глаза золотой браслет. – Для чего же нам было оставаться, если вы отступили из-под Карши?
– Сделали то, за чем ходили? – нахмурился Марк. – Не хочешь ли ты сказать, что вы взяли Таматарху?
Звучало это так, будто он спрашивал, не залезли ли они на небо.
Вместо ответа Хельги слегка повел рукой, будто предлагая обратить внимание на свой кафтан. А заодно на два золотых перстня – один с красным самоцветом, другой с многоцветной эмалью.
– Но этого не может быть! – вопреки увиденному, Марк не верил. – Взять Таматарху! Имея шестьсот человек, без осадных орудий, без машин! Я знаю, каковы тамошние стены! А у вас даже нет никаких приспособлений, я не видел, чтобы вы везли с собой тараны или хотя бы лестницы! Что ты мне рассказываешь?
– Я рассказываю тебе чистую правду, – улыбнулся Хельги, – и ты сам увидишь доказательства, то есть нашу добычу и пленных, когда моя дружина высадится и устроит стан. Среди наших пленных, кстати, находится Никодим, епископ Таматархи, а уж он не солжет – были мы в городе или не были.
– Епископ Таматархи! – Марк вытаращил глаза, едва не задохнувшись от изумления. – Вы взяли… в плен епископа!
– Мы хорошо с ним обращались. Всем ведь известно, что за столь выдающихся людей можно получить немалый выкуп, а за епископа, пожалуй, захочет заплатить сам патриарх в Константинополе. И поскольку мы не причинили ему ни малейшего вреда, я рассчитываю взять за него как за невинную деву – серебром по весу.
Русы вокруг подавили ухмылки, вспомнив разговоры, коими это пленение сопровождалось. Намеки на «деву» и на то, что хоть увесистая попалась – серебра выйдет много…
– Дья… Клянусь головой Богоматери! – от изумления и возмущения Марк не находил слов. – Да как вы посмели?
– Это мое право! – Хельги перестал улыбаться и положил руки на бедра, расправив широкую грудь. – Все, что находится во взятом городе, – наша добыча. Таковы правила всякой войны, и таков был уговор, который мы заключали с вами перед этим походом. Когда на берег сойдет мой брат Асмунд, он это подтвердит. Принимая на себя это дело, я выспросил у него все условия, и я уверен: там не было такого, что мы не имеем права брать в плен кого-либо в захваченном городе!
Марк стиснул зубы так, что они едва не заскрипели.
– Да кто же знал… Кто мог подумать, что вы войдете в город!
– А василевсы посылали нас на Самкрай, думая, что мы в него не войдем? – Хельги поднял брови. – Чего же они хотели?
Но Марк уже опомнился. Сейчас было не время обсуждать, кто чего хотел и на что рассчитывал.
– Об этом позже, – процедил он. – Есть более насущные дела. Пусть твои люди располагаются, сегодня отдыхайте, а завтра для вас найдется дело. Вечером приезжай в Сугдею. Патрикий Кирилл, стратиг Херсона, приглашает тебя на ужин. И будет очень уместно, если ты привезешь епископа… если он и правда у тебя.
Под постой русам отвели долину несколько восточнее Сугдеи – близ перевала, где был выход из горной Таврии в степную. Скутары вошли в бухту. Русы перенесли поклажу, стали устраивать стан вдоль речушки. Опытные люди посоветовали ставить шатры под деревьями, но там на всех не хватило места. Снова назначив главным Асмунда, Хельги с двумя десятками отроков сел в лодью и отправился в Сугдею. Епископа он оставил с прочими пленными, вместо него прихватив лишь епископскую печать как доказательство истинности своих слов. Зато взял с собой Пестрянку – без нее, как он догадывался, их рассказу о взятии Самкрая греки не поверят.
– Ты не побоишься поехать со мной? – спросил он у нее. – Имей в виду: греки, как я понял, вовсе не рады нашему успеху. Мало ли чего они придумают с досады…
– Не рады? – удивился Перезван, молодой боярин смолянских кривичей. – А чего же посылали-то?
– И правда! – сообразил Асмунд.
Вожди дружин переглянулись. Когда шли сборы в поход, замысел проникновения в Самкрай знал только узкий круг ближайших к Ингвару людей. Вся дружина не знала, каким образом им предстоит выполнить задачу – но и не задавалась этим вопросом, поскольку никто из «охотников» ранее Самкрая не видел и представлял его по образцу привычных славянам городцов с частоколом на валу. И уж конечно греки не ведали, каким образом отряд в шестьсот человек намерен без осадных орудий и прочих приспособлений проникнуть за высокие и прочные стены многолюдного города. А ведь греки, не в пример «охотникам» из полян и кривичей, отлично знали, каков Самкрай и его укрепления. Так на что они рассчитывали, посылая туда русов?