Страшная тайна - читать онлайн книгу. Автор: Диана Уинн Джонс cтр.№ 70

– Да, – сказал я. – Пожалуй, я тебе верю. Удрать в кусты при споре со старшими – очень характерная отменная глупость. А все остальное?

– Нам повезло, что здесь так пыльно, – сказал Ник. – Когда мы увидели, что вы садитесь в машину, то бросились к своей сломя голову, и Мари сказала, что вы бы обязательно нас заметили, если бы за вами не поднялась пыльная буря. Когда вы свернули к бронетранспортерам, мы просто съехали на соседний проселок.

– А еще? – спросил я.

– Потом мы попытались подняться на холм по той дорожке, не смогли и пошли к бронетранспортерам, а оттуда вышли солдаты и сразу нас арестовали, и…

– Нет. Я имею в виду все остальное, – сказал я.

– Какое остальное? А, вы про кентавра! – начал он.

Я оборвал его:

– Попытка засчитана. Нет, я не про кентавра. Я про остальную твою молодую жизнь. Я спрашиваю, чем морочила тебе голову мать все эти годы?

– Мне… в последние года два уже нет, – ответил Ник одновременно горько и вызывающе. – С тех пор, как я сказал, что не верю ни единому слову. Понимаете, это был такой бред, что я даже кое-что использовал в игре про Бристолию.

В его голосе послышалось воодушевление, но он умолк и с надеждой поглядел на меня. Мне стало интересно – он и вправду только о себе и думает или просто еще очень юн? Так или иначе, подкупить его не помешает.

– Хорошо. – Я слегка вздохнул. – Если ты мне расскажешь, что тебе говорили, я взгляну на твою игру про Бристолию и решу, что из нее можно сделать. Пойдет? Ничего больше обещать не могу.

В оранжевом свете я увидел, как лицо Ника залилось краской. От этого света он на миг сделался серо-голубым.

– Я не имел в виду… то есть я не про это сейчас думаю… Ой, черт! Спасибо. Хорошо, но мне особенно нечего рассказать. Сколько себя помню, мама говорит мне, что Тэд Мэллори мне не отец, и года два назад мне это надоело, и я решил, что все равно буду считать его отцом, потому что папа мне очень нравится, а кто мой настоящий отец, мама не говорит. Говорит только, что он очень важная шишка и я тоже когда-нибудь стану важной шишкой, когда вступлю в права наследования. Противно. То есть это может быть кто угодно, и от этого впору зазнаться, а потом опомнишься и думаешь: а что это я зазнаюсь, а вдруг мой отец – какой-нибудь ходячий кошмар или дурак набитый? Но ведь от этого не отмахнешься. Я бы хотел быть на вашем месте. У вас есть настоящие тайны, и вы вправе зазнаваться.

Стэн подавил смешок. Я сказал:

– Наверняка она тебе еще что-то говорила.

– В основном обо всяких штуках вроде разметывания по мирам и что существуют сотни иных вселенных и в большинстве из них гораздо больше волшебства, – небрежно отозвался Ник. – Когда речь идет про волшебство, она прямо сама не своя. Вечером в пятницу она страшно завелась из-за того, что ей наговорил Грэм Уайт, и все хотела со мной поделиться, но я сказал, что это ерунда и нудятина, и ушел.

Изверг, а не ребенок. У меня возникло искушение пожалеть Жанин, хоть она и убийца. Впрочем, я помнил, что и сам в возрасте Ника был не лучше. Моя мать это как-то пережила.

– Они с Грэмом Уайтом давно знакомы?

Ник нахмурился:

– Да… по-моему. Странно, мы вроде как познакомились только на банкете в пятницу, но за столом он что-то сказал и склонил голову к плечу, и я вдруг понял, что видел его, когда был маленький, и не раз. Он тогда был без бороды. И часто приходил к нам домой. Но папе он, по-моему, не нравился и приходить перестал.

– Он – то есть Грэм Уайт – говорил тебе то же самое, что и мать? – спросил я и замер, не дыша.

От того, что Ник ответит на этот вопрос, зависело множество моих соображений.

Ник снова нахмурился:

– Ну… не помню. Зато помню, как мама говорила все это при нем – ну, что я стану важной шишкой и про волшебство и все такое, – и он ее никогда не останавливал, не говорил, что это чушь, как всякий нормальный человек на его месте. Вроде бы. Но я тогда был совсем маленький.

– А Мари? – спросил я. – Что из всего этого Мари…

Меня перебил Стэн:

– Руперт, к сожалению, эта девочка пока еще здесь. Она шевелится. И кажется, даже пытается что-то сказать.

От этого Ник полностью утратил интерес ко мне. Он встал коленями на сиденье, перегнулся через спинку и с тревогой вгляделся в Мари. Я поправил зеркало заднего вида, чтобы тоже взглянуть на нее. Сердце у меня екнуло и упало. Да, мои старания по пробуждению жизни повлияли и на нее, сомнений не оставалось. Она вздрагивала и тихонько, но сердито шевелила руками, головой и коленями. Глаза у нее за отблескивающими полукружьями очков были полуоткрыты, они стали такие же блеклые, как и все остальное, с бесцветных губ срывался еле слышный шепот. Я глядел на нее и с горечью думал, на сколько я продлил такую ее полужизнь. На несколько часов? На день? Еще больше?

– Повтори-ка, – сказал Ник и нагнулся к ней.

С моей стороны это было черствостью, но я воспользовался тем, что он отвлекся, и задал еще один вопрос, который считал важным. Когда все чувства человека сосредоточены на чем-то другом, он отвечает неосознанно и говорит то, о чем предпочел бы молчать.

– Ник, мать никогда не говорила тебе, почему Земля получила кодовое название «Вавилон»?

– Тут разметало кого-то по имени Корис или как-то так. Она считает, это смешно. Говорит, он пытался завоевать Землю, а вместо этого построил Вавилонскую башню, – ответил Ник.

Его мысли были почти полностью поглощены Мари. Он перегнулся на заднее сиденье и медленно и отчетливо проговорил:

– Нет, все нормально. Он выступает только завтра после обеда. Ты ничего не пропустила.

Значит, обошлось. Кодовое название не имело никакого отношения к страшным тайнам. Просто одна из версий легенды о смерти Корифоса. По некоторым данным, он и в самом деле незадолго до смерти собирался захватить Землю.

– Что она говорит? – спросил я Ника.

– Говорит, она обещала посидеть и послушать, как папа произнесет речь почетного гостя, – ответил Ник и снова сел на сиденье и повернулся ко мне – совсем другой мальчик, так и сияет надеждой. – Она же поправится, да? Отрастит себе вторую половину…

Я глядел на него и не знал, как ему сказать. Я сам не ожидал, что мне будет так больно. Чувства, которых я ни за что не желал признавать, перекрыли мне горло и раздирали грудь. Это была сухая, сильная, физическая боль, как будто кто-то натолкал в меня мелких, острых цементных осколков. Я сомневался, что смогу заговорить, – так меня душило.

За меня ответил Стэн – и я ему безмерно благодарен.

– Нет, сынок. Тут все иначе устроено. Самое лучшее, на что можно рассчитывать, – что иногда очень сильные люди, очень масштабные личности, могут прожить так некоторое время. Твоя сестра очень сильная, вот и все.

– Двоюродная, – машинально поправил Ник. – Некоторое время – это сколько?