– Это ничего, даже полезно выпить, – повторял он, видимо, чьи-то слова.
«Зубровка» стала» для него наркотиком. Пил он понемножку, одной бутылки хватало на несколько дней, но ведь и организм был дряхлый, разваливающийся, еще в Кишиневе, когда он был первым секретарем ЦК Компартии Молдавии, перенес тяжелый инфаркт миокарда, затем – микроинфаркт…
Голь на выдумки хитра. Мы додумались разводить зубровку» кипяченой водой. Мы – это «прикрепленные заместители начальника личной охраны Геннадий Федотов, Володя Собаченков и я – собрались и сами Решили. Советоваться было не с кем. Когда о своих уловках мы поставили в известность Рябенко, Косарева, Чазова и никто из них ни «да», ни «нет» не сказал, мы поняли: если что случится, вся ответственность в итоге ляжет только на нас.
Брежнев после выпитой рюмки иногда настораживался:
– Что-то не берет…
От Виктории Петровны мы всю эту водочную эпопею тщательно скрывали (тоже дело непростое).
В очередной раз вечером, перед сном Леонид Ильич попросил у меня вторую или, не помню, третью рюмку «зубровки». Я ответил: «Больше нет», хотя водка, конечно, имелась. Леонид Ильич попытался препираться, но я настоял на своем.
Утром мне позвонил помощник Андропова, попросил приехать.
– Надо кое-что взять.
Я понял, о чем речь.
В назначенное время я сидел в приемной Андропова. Признаюсь, оказался здесь в первый раз. Из приемной меня провели в какую-то небольшую комнату – стол, кресла, диван. Окон, кажется, не было. Я ждал минут десять. Ожидал, естественно, что Юрий Владимирович войдет через ту же единственную дверь, через которую вошел и я. Но он появился вдруг, как мне показалось, прямо из стены. Я ничего не понял, встал. Он протянул руку.
– Здравствуй, Володя. Извини, что задержался. Леонид Ильич звонил, говорил, что у вас проблемы с этим напитком. – Андропов протянул мне сверток. – Я передаю это вам, но у меня просьба, чтобы он как-то поменьше употреблял. От вас многое зависит.
Я рассказал, что мы разбавляем этот напиток вполовину и что рискуем оказаться разоблаченными. Что события развиваются опасно для здоровья Генерального секретаря.
Не могу сказать с уверенностью, но мне кажется, что пустышки стали поступать нам именно после этого разговора, во всяком случае, перебоев с ними, как прежде, не было.
В каком же напряжении мы находились, сколько сил, эмоций, нервов уходило на все эти хитрости, честные обманы. Несколько раз у Леонида Ильича случались приступы, он терял сознание, в том числе и в зарубежных деловых поездках.
Разговор с Андроповым длился минуты три, не больше.
Чтобы упорядочить прием лекарств, Чазов, видимо, не без совета с Андроповым, решил установить при Генеральном медицинский пост. Хорошая идея в дурном исполнении принесла обратные результаты. Вначале работали две сменные медсестры. Но, как это часто случается, одна выжила другую. И опять, в который раз, больной старик Брежнев раскрутил и обставил всех и сделал по-своему. Между ним и миловидной медсестрой установились, как принято говорить, «особые отношения», и он объявил:
– Пусть будет одна.
Бесконтрольность стала полной.
Молодая женщина с броской внешностью, наверное, была в ряду хороших медсестер в 4-м Главном управлении. Дело свое знала, с обязанностями справлялась легко. Вначале она держалась скромно – тише воды, ниже травы: где что взять, куда что отнести. Как-то незаметно и очень быстро она обрела власть. Пришла она еще при докторе Родионове, который от работы отлынивал, которого мы вечно разыскивали и который постоянно врал Леониду Ильичу о причинах отсутствия. Теперь он передавал весь набор снотворных медсестре и почти перестал появляться на службе. Это его более чем устраивало. Устраивало и медсестру, ставшую полной хозяйкой, устраивало и самого Брежнева, прихоти которого она выполняла. Конечно, сама она не могла доставать лекарства со стороны, понимая, что в случае чего ее потянут к ответу. Но он обращалась всегда к Родионову, а тот в случае нужды – к безотказному Чазову.
Распорядительница лекарств так привязала к себе Леонида Ильича, что тот без нее не мог ступить шагу и очень боялся, как бы ее от него не отстранили. Она по-хозяйски вмешивалась в работу врача-диетолога, сама заказывала блюда, поварам подсказывала, как готовить пищу, официантам – когда и что подавать.
Виктория Петровна видела все это и очень нервничала. Конечно, медсестра попортила ей нервы и уж точно – намного укоротила жизнь Брежневу. У нее была своя семья, ребенок, свои домашние хлопоты. Она спокойно добавляла в рацион одну-две таблетки, Леонид Ильич на пару часов засыпал, а она отправлялась по своим личным делам.
Брежнев брал медсестру с собой в охотничье хозяйство «Завидово», она садилась за один стол с членами Политбюро, и в ее присутствии обсуждались важные государственные и международные проблемы.
После одного из таких обсуждений Чазову позвонил возмущенный член Политбюро Д.Полянский, присутствие медсестры на подобных высоких совещаниях он назвал безобразием. Как же отреагировал главный врач Кремля на заявление в адрес подчиненной ему медицинской сестры? Распорядился убрать ее? Хотя бы пообещал подумать, как это сделать?
«Я поинтересовался, а сказал ли он то же самое хозяину дома?» – пишет в воспоминаниях Евгений Иванович. К нему, непосредственному начальнику, обращаются: решите вопрос. А он не без ехидства: а сами-то вы…
Но Полянский как раз не побоялся и высказал Брежневу то, что думает по этому поводу, за что и поплатился – Брежнев отношения с ним порвал.
И Андропов просил Чазова убрать, перевести медсестру. Что же ответил тот? «Я поинтересовался причинами и заметил с определенной долей иронии, что вряд ли председатель КГБ должен заниматься такими мелкими вопросами, как организация работы медсестер…»
Вот как смело, лихо даже, врач «отбривает» по очереди членов Политбюро. И не кого-нибудь – председателя КГБ. Но что же он, Евгений Иванович, человек такой редкой отваги, судя по его же словам, делает по существу: подопечный же погибает на его глазах? «Мой визит к Брежневу не дал никаких результатов – он наотрез, с повелительными нотками в голосе, отказался разговаривать и о режиме, и о необходимости регулирования лекарственных средств, и о характере наблюдений медсестры».
От «повелительных ноток» Евгений Иванович оробел. Поймав затем Леонида Ильича в хорошем состоянии и настроении, он еще раз заводит беседу в ласковых тонах, и Леонид Ильич так же ласково отвечает: «Ты зря нападаешь на И. Она мне помогает и, как говорит, ничего лишнего не дает. А в целом тебе по-человечески спасибо за заботу обо мне и моем будущем».
Милый разговор двух милых людей. Только один из них гибнет и не знает этого, второй – все знает.
Кресло, кресло… Главное – удержаться в кресле.
История когда-нибудь расставит все по своим местам: кто где был и что делал, когда долго и медленно погибал Генеральный; где были и что делали главные кремлевские врачи, когда другие генеральные заступали на высокий пост, будучи тяжело, неизлечимо больными; когда буквально за несколько часов до смерти прикованного к постели Черненко заставили подняться, показать себя перед телеэкраном – «явиться народу».