Принятие себя, принятие своей Тени
Еще один теневой момент, способный во второй половине жизни лишить покоя каждого, кто наделен хоть малой толикой сознания, кто не нарцисс и не социопат, – это проблема самопринятия и самопрощения. В «Записках из подполья» Достоевский спрашивает, как сознающий хоть сколько-нибудь человек может уважать себя. Он прав с одной точки зрения. Когда мы начинаем осознавать, что наши ценности и наш выбор с его непредвиденными последствиями весьма и весьма часто не согласуются между собой, мы оказываемся лицом к лицу с ненамеренным лицемерием. Понимание того, что наше поведение наносит вред другим людям, особенно тем, кого мы любим, способно подавлять под своей тяжестью. Понимая, что наши бессознательные решения порождают непреходящее зло в этом мире, что мы в своих «передовых» обществах живем за счет эксплуатации малоимущих и бесправных, как можно с чистой совестью исповедовать свои религиозные и этические ценности? Вот теневая дилемма, безусловно заставляющая страдать каждого, кто притязает хоть на какую-то нравственную чувствительность.
Тяжесть этого разделенного сознания ставит и непростую задачу самопринятия, самопрощения. Способность принимать ответственность за последствия своего выбора, даже признавать свою вину за них – это мера нравственного бытия, но при этом быть снедаемым этой виной – бесспорно, форма высокомерия, нравственного самопревознесения. Никто не просыпается по утрам со словами: «Сегодня я причиню вред себе и окружающим», однако день ото дня мы так и поступаем тем или иным образом.
Оставаться с нашим расщепленным Я в этом греховном, разделенном, скомпрометированном мире – значит всегда оставаться его соучастником. Ибо не признавать своей моральной сопричастности к мировому страданию – это уже само по себе теневой момент. Альбер Камю, агностик, тем не менее избрал богословский мотив «Падения» для заглавия к самому захватывающему из своих романов. Жан-Батист Клеманс, центральный персонаж «Падения», – глас вопиющего в пустыне, но в то же время душа в поисках снисхождения. Он отдает себе отчет в том, что до конца дней обречен жить со своим безразличием к страданию других и трусостью. Его история – это и наша история тоже. Т. С. Элиот с грустью вопрошает в своем стихотворении «Геронтион»: «После такого знания какое прощение?»
И все же не будет ли в данном случае теневой задачей именно самопрощение? Не отрицание, но самопринятие? Как можно мне принять тебя, если я не способен принимать себя? Как возможно мне когда-либо полюбить тебя, когда я презираю себя? Но если я и в самом деле презираю себя, не есть ли это также и надменность? Где написано, что мне следует быть совершенным, что от меня требуется больше, чем позволяет моя человеческая ограниченность? Иллюзия совершенства в чем-то сродни тому парадоксу – стоит мне на мгновение подумать, что я добродетелен, и я уже виновен в неподобающей гордыне. Поэтому, от противного, если я предельно неприкаян, я также виновен и в гордыне, поскольку ожидаю от себя большего, чем отведено человеку. Разве не все мы, по словам Ницше, «человечны, слишком человечны»?
Самопринятие в таком случае может быть одним из мощнейших теневых моментов. Принятие себя, своей неприкаянной души оказывается положительным выкупом из теневого мира самоотчуждения. От того самоотчуждения, от которого происходит раздражительность, нетерпимость к другим, самоуничижительные стереотипы поведения, депрессия и дальнейшее внутреннее разделение. Подобно тому как возвращение личностного авторитета – критическая задача во второй половине жизни, так же и взаимоотношение с позитивной Тенью требует от нас, чтобы мы приняли себя такими, какие мы есть. Мы – существа больше бессознательные, чем сознательные. Ответственные за каждый свой выбор, мы все так же пронизаны комплексами и скрытыми программами, нарциссическими моментами, движимы страхами и постоянно хрупки, непрочны и конечны. Tout comprendre, tout pardoner — все понять, все простить, совсем как в этой французской поговорке. Но при всем том кто из нас может излить сострадание на самую неприкаянную душу из всех нам известных – на себя самого? Кто способен подвигнуть себя на эту искупительную работу в мире позитивной Тени? (Программа «Двенадцать шагов» благоразумно выстроена на честной самоинвентаризации своей истории, не исключая и возмещения ущерба тем, кому он был нанесен, если это не влечет за собой дальнейшего разрыва.)
Доступ к позитивной Тени со всей необходимостью потребует от нас вступить на запретную территорию, по крайней мере, на территорию, прежде бывшую запретной для нас. Нам придется услышать нелицеприятное мнение других о себе, причем не только критику, но, что порой даже хуже, их комплименты. Ведь это может означать, что они видят в нас нечто такое, что мы были приучены отрицать ввиду адаптивного самовосприятия. Нам придется исследовать свои проекции, особенно те из них, что несут в себе оценки и мнения о других людях, и спросить себя, откуда, из какого места внутри нас исходят эти проекции, что такого мы можем отрицать в себе самих. Нам также придется удостоить вниманием свои сны и мир фантазий, чтобы увидеть, какая программа выдвигается бессознательным на передний план, и, более того, интерпретировать этот материал символически, чтобы не оказаться в ловушке его буквального истолкования, лишь тормозящей наш возможный рост. Как потрясена была недавно одна моя клиентка, когда я сказал ей, что ее негативное самовосприятие означает лишь упрямый отказ открыть людям тот дар, что в ней заложен. Ей с трудом удалось понять, что я имел в виду, уж слишком многое она вложила в свое затянувшееся фантазирование, что она – ничтожество и никому не интересна.
Мой любезный аналитик в Цюрихе однажды предложил мне поучиться в чужой стране: «Чтобы как-то выкрутиться в наших краях, вам волей-неволей придется найти подходы к своей Тени». Он имел в виду несколько проблем, при этом далеко не последней было экономическое выживание, поскольку я мало напоминал богатого наследника или везунчика, которому посчастливилось получить стипендию от благотворительного фонда. Поэтому мне пришлось научиться работать где придется: уборщиком в домах, уроками английского, выполняя другие подобные подработки в мире Schwarzarbeit, черной работы. Вращаться в мире теневой экономики было необходимо, чтобы заработать достаточное количество швейцарских франков на суп с хлебом и, что намного важнее, на сеансы психоанализа. В эти дни я куда лучше узнал себя, и это сослужило мне неплохую службу в последующие годы. Мы ведь ничего не знаем о себе, пока жизнь не заставит нас вглядеться в свои глубины, чтобы почерпнуть из ресурсов, заготовленных для нас самой природой. Рильке писал обеспокоенному молодому поэту: «Мы высажены в жизнь, как в стихию, которой наилучшим образом соответствуем, да в придачу к тому еще и прошли через тысячи лет приспособления, уподобившись этой жизни… У нас нет причин не доверять нашему миру, ибо он – не враг нам… И если вы только обустроите свою жизнь сообразно с принципом, советующим нам всегда держаться труднейшего, тогда то, что в настоящее время продолжает казаться вам чуждым, станет тем, чему мы больше всего доверяем, находим более всего заслуживающим доверия»
[131]. В эти моменты узнавания и самопринятия мы интегрируем какой-то из аспектов Тени, делая очередное маленькое приращение к неизмеримым богатствам души.